Читаем Ненадежное бытие. Хайдеггер и модернизм полностью

Таким образом, позицию гипотетического, то есть спекулятивного аутентичного инструмента можно представить как позицию «против» самого пространства инструментальности, то есть как точку, которая проецируется из этого пространства, но не на нем, и лишь для того, чтобы отрицать саму его систему калькуляции, пересчета и компромисса. Соответственно, такой инструмент – гипотетический нож, топор, заточенный камень и т. д. – оказывается вечным, многоразовым, но именно потому, что само его действие не предполагает никакой сегментации применений. Он режет и не режет, то есть сама процедура раз-резания не является для него рефлексивной, не разрезает сама себя на отдельные участки, рывки, эпизоды действия. Обычный нож режет не только предмет, но и свое действие, то есть действует рывками и отдельными задачами, а потому он разрезает и отрезает себя, сегментирует само свое существование и в итоге тупится, перестает быть ножом, превращается в болванку, тот же камень. Гипотетический «нож мясника» отличается тем, что режет все остальное, но не режет себя, не членит свое действие на отдельные части и куски, то есть не отрезает от себя самого себя, свои кусочки, а потому может вечно оставаться собой. Он не отрезает себя от себя, когда режет другое, что для обычного ножа необходимо. То есть дело не в том, что он просто лучше или острее ножа, а в том, что это «нож невозможности», если перефразировать выражение Ч. Мьевилля из «Шрама», то есть он устраняет саму ось износа, опрокидывая ее в одну точку, к которой она должна сойтись после своего устранения: нож невозможности не одноразовый и не многоразовый, а без-разовый, что, однако, из пространства инструментальности определяется в качестве бесконечно разового ножа. Последний кажется носителем некоего бесконечного ресурса, но на деле он просто не имеет одного раза и другого, не обладает дискретным строением, которое является базовой логикой вещей, как она стала мыслиться в Новое время[83]. «Обычные» вещи вписываются в пространство инструментальности именно по оси износа или экзистенциальности, поскольку износ – лишь приземленное, «мирское» отображение «ненадежности» существования как такового, отсутствия у него основания, но именно износ/многоразовость следует мыслить в качестве первичного параметра, а не существование (или данность) как таковое. Действительно, введение механизма «повторения» как базового для существования всякой вещи (например, в концепции перманентного творения) указывает на то, что вещь – это лишь нулевая степень инструмента, способная закончиться уже в силу усталости от самой себя. Поскольку никакого основания для того, чтобы существовать в следующий раз, у вещи нет, необходимо дополнительное объяснение. Однако последнее необходимо лишь в той ситуации, в которой уже удалось согласиться с принципом дискретизации, а именно с различением многоразовых инструментов и не-разовых, которое обеспечивает само различие «раза». Самоуничтожение ненадежной, несамодостаточной вещи ничего не добавляет к ее износу в качестве инструмента, это одна и та же логика: и в том и в другом случае именно «разовость», делимость и соответствующая необходимость существовать «много раз» – вот что уничтожает вещь или инструмент, либо за счет «реального» износа, либо потому, что вещь не нашла для себя поддержки, не смогла продлить себя от одного раза к следующему. «Репродукция» вещей в этом смысле производна от введения оси износа как таковой. А потому вещь – это инструмент или средство, которое может износиться, даже если ничего не делает, просто в силу своей структуры многоразовости, то есть даже если она поставлена на паузу или пребывает в бездействии. Метафизика пыталась сохранить вещи, выведя их из всякого оборота, чтобы они никак не использовались и не расходовали себя, но выяснилось, что избавиться таким образом от многоразовости не удастся, поскольку она является самим условием сохранения вещи. Антиподом и вещи, и инструмента является аутентичный инструмент, который режет, но не ранит себя, остается собой, но не перестает работать. Нет нужды говорить, что такие инструменты и такие вещи в сильном дефиците.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Логос»

Идет ли богатство немногих на пользу всем прочим?
Идет ли богатство немногих на пользу всем прочим?

Принято считать, что лучший способ помочь бедным состоит в том, чтобы позволить богатым богатеть, что всем выгодно, когда богатые платят меньше налогов, и что, в конце концов, их богатство полезно для всех нас. Но эти распространенные представления опровергаются опытом, исследованиями и простой логикой. Такое несоответствие представлений фактам заставляет нас остановиться и задаться вопросом: почему эти представления столь распространены несмотря на все большее количество свидетельств, противоречащих им?Бауман подробно рассматривает неявные допущения и неотрефлексированные убеждения, лежащие в основе подобных представлений, и показывает, что они едва ли смогли бы сохраниться, если бы не играли важную роль в поддержании существующего социального неравенства.

3игмунт Бауман

Обществознание, социология
Машина влияния
Машина влияния

Книга Виктора Мазина «Машина влияния» написана на стыке психоанализа, медиатеории и антропологии. Понятие машины влияния возникает в XVIII веке и воплощается в самом начале XIX века в описании Джеймса Тилли Мэтьюза – пациента лондонского Бедлама. Дискурсивная конструкция этой машины предписана политическими событиями, научными открытиями и первой промышленной революцией. Следующая машина влияния, которая детально исследуется в книге, описана берлинской пациенткой Виктора Тауска Наталией А. Представление об этой машине сформировалось во время второй промышленной революции начала ХХ века. Третья машина, условия формирования которой рассматриваются автором, характеризует начало XXI века. Она возникает на переходе от аналоговых технологий к цифровым, от производственного капитализма к потребительскому, от дисциплинарного общества к обществу контроля.

Виктор Аронович Мазин

Биология, биофизика, биохимия
Об истине
Об истине

Изложив в общих чертах теорию брехни и лжи, Гарри Франкфурт обращается к тому, что лежит за их пределами, – к истине, понятию не столь очевидному, как может показаться на первый взгляд. Преданность нашей культуры брехне, возможно, гораздо сильнее, чем половинчатая приверженность истине. Некоторые (например, профессиональные мыслители) вообще не считают «истину» и «ложь» значимыми категориями. Даже слушая тех, кто твердит о своей любви к истине, мы волей-неволей задумываемся: а не несут ли они просто полную чушь? И правда, в чем польза от истины? С тем же искрометным остроумием и основанной на здравом смысле мудростью, которыми пронизана его первая нашумевшая книга «К вопросу о брехне», Франкфурт предлагает нам по-другому взглянуть на истину: есть в ней что-то настолько простое, что, вероятно, и заметить трудно, но к чему у нас есть скрытая и в то же время неистребимая тяга. Его книга заставит всех думающих людей задаться вопросом: Истина – почему я раньше об этом не подумал?В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Гарри Гордон Франкфурт

Философия / Научно-популярная литература / Образование и наука

Похожие книги