Ненадежное бытие. Хайдеггер и модернизм

Проблематичность иного решения определяется тем, что любая операция с оппозицией вещей и действий исходит из того, что эту оппозицию нельзя оставить в том виде, в каком она есть (не важно, в каком именно), то есть оппозиция не утверждается в качестве данности, а потому любое движение внутри нее или от нее открывает путь для рефлексивного движения, которое представляется наиболее остроумным выходом, но на деле оказывается лишь путем наименьшего сопротивления. Хайдеггер, вероятно понимая опасность застыть в «социальной» или «антропологической» интерпретации, позднее заявленной от его имени прагматизмом, не готов, однако, выбрать «энгельсовский» ход, поскольку его теоретическая вульгарность бросается в глаза – соответственно, Хайдеггер оказывается в клещах двух вульгарностей, социально-прагматической и объектно-материалистической. Видимость этой осады, однако, строится на тавтологическом сохранении истины не-данности как истины операции/акта или действия, то есть своего рода вирусной логике действия, воспроизводящей себя на каждом шаге и неизбежно утверждающей свою метатеоретическую истину – истинную, но пустую. Соответственно, образцовый, но в пределе невозможный модернистский ход «возвращения к вещам» означал бы такое движение внутри оппозиции вещей и действий, которое бы отрицало само себя, то есть отрицало бы сохранение действия как некоего момента движения, сохраняющегося и себя утверждающего. Хайдеггер решает проблему за счет возгонки логики действия, которое получает название «события», то есть нечеловеческого акта, отвечающего за распределение любых категорий, так что, следовательно, фундаментальная онтология уже не может быть региональной онтологией Dasein. Но Макс Блэк указывает на возможность не спешить с отказом от вещей, которые слишком многое брали на себя именно потому, что с ними приходилось иметь дело. Невозможная точка остановки движения на пути к вещам оказывается в этом отношении продуктивнее, чем невозможный пункт назначения, в котором вещи берут все в свои руки просто потому, что это уже не вещи. Действительно, вернуться к вещам – это, прежде всего, указать на то, что само это базовое различие уже содержит неявное определение вещи в ее отличии от действий, которое не апроприируется до конца рефлексивным движением и в то же время показывает, что само это различие имеет фиктивную природу, удобную лишь в силу главенства метатеоретической функции «объяснения в терминах того-то или того-то». Вещи – это не столько предметы действий (в каковом качестве и действия могут быть предметами для других действий, так что наивное различие тут же устраняется), сколько дополнение к любому действию, которого оно желало бы избежать. Если действие выполняется как элементарная связь, таксис, то паратаксис вещей означает не то, что вещи могут быть соположены друг другу, а то, что вещность означает не более чем такую возможность сонахождения, нулевой степени связи, которую в то же время нельзя присвоить в качестве положительной удачи, совпадения, находки и т. п. Иначе говоря, в базовой оппозиции действий и вещей вещи всегда в какой-то мере лишние, поскольку оппозиция и оппонирование – уже действие, невозможное без запуска рефлексивной логики. Следовательно, переписать вещи в терминах действий – не значит попросту погрузить вещи в подручное, вписать их в контекст практики и т. п. Вещи в терминах действий – это, прежде всего, элементарные неловкости, неудобства, неуклюжесть любого, даже самого отточенного действия, не столько сломанный молоток, сколько отбитый палец. В таком случае более радикальная практика состоит в том, чтобы понять эти сопроводительные моменты неуклюжести и нагромождения как залог собственно нового, то есть того, что не нуждается в самообосновании.

Вещи без слов

Кабинет Хайдеггера, в противоположность кабинету Макса Блэка, оказывается неожиданно пуст, хижина – лишь видимость, поскольку, уклоняясь от прагматистского трансцендентального бихевиоризма, Хайдеггер, однако, решает более не подписываться под вульгарным лозунгом возвращения к вещам, тогда как сценический кабинет Блэка остается в качестве неисполненного, невозможного «проекта» – проекта прекращения проектов за счет мобилизации вещей как вечных дополнений, вечно неуклюжего и неловкого. Существовать в качестве вещи – значит не быть значением связанной переменной, отсюда паратаксические списки (литании), накопления, аккумуляции, которые сами должны обеспечить мобилизацию, без обращения к трансцендентальным или рефлексивным вспомогательным устройствам.