Ненадёжный рассказчик. Седьмая книга стихов

одна старая хиппейская знакомая
пишет: как вы смеете оскорблять родину?
пусть у нее есть недостатки и даже язвы,
но можно ли осудить больную мать?
нет, дорогая, больную мать осудить нельзя,
и предать ее нельзя,
но есть матери не больные, а злонамеренные,
те, кого лишают родительских прав

«я знал и пеппи длинныйчулок…»

я знал и пеппи длинныйчулок
пока психоз ее из этого мира не уволок
она была фантастически умна и талантлива, всем
                               вообще хороша
только в людях она не петрила ни шиша

я тоже не знаю особо людей, думаю что из них

психически ненормальных, бедных, убогих, просто
                                       больных –
возможно нечто, но эксперименты уже проведены
и это не очень удачно для родной моей страны

речь же не столько против людей, а за

я готов любому глянуть в глаза
кто скажет что путь его праведен, а издержки в них
в психически ненормальных, бедных, убогих, больных

«кому-то парщиков, кому-то драгомощенко…»

кому-то парщиков, кому-то драгомощенко
а мне вот мил какой-нибудь чувак
он безусловно их попроще, но
всегда он скажет некое не так

поэтому любого идиотишку

не надо представлять таким.
питайся им, но вот, забыл, и вот еще
хотя б немного после помоги

И тоже в каком-то смысле сонет

величина предметов зависит от взгляда на них
от, скажем так, перспективы
так же и мы по сути-то проективны
но это никак не сказывается на иных

которые воспринимают нас как ту

самую, удаляющуюся в непрозрачность вещь
трепет есть в этом, смысл довольно зловещ
но вот поезд делает за окном ту-ту

и ты понимаешь что ни фига

нет никакого ни внешнего, ни внутреннего врага
только картинка, возьми-ка ее, обрами
главное не урони

и не урони много чего еще

я пока не полностью это прочёл

«если б космический коммунизм имел бы смысл…»

если б космический коммунизм имел бы смысл
то под мелодию поля мориа
можно было б и слиться в экстазе

но, говорят, уточнили формулу дрейка

и раньше издохнут все, чем услышат наш голос

нет, это ты издохни, подстилка мировой скорби,

что детство у меня отбирает
и будущее у себя самого

«мы тоже не только знак говорит трава…»

мы тоже не только знак говорит трава
и у нас есть какой-то, но свой язык
грань заданная столь невыносимо узка
сколь неисчерпаем крик
жука, пожираемого воробьем
но до этого жук нас жрал
мы говорили: успокойся, всё хорошо
но он был голоден, не отвечал

я скажу тебе сообщает пыль

сколько тут живого во мне
и у всякого тут язык и мысль
но никто не думает о целостности, обо мне
они совершают там страшный обряд,
но ведь наш язык неслы́шим и невиди́м
ты выстраивай, безусловно, свой ряд
но помни, что в нем один