Читаем Ненадёжный рассказчик. Седьмая книга стихов полностью

Ненадёжный рассказчик. Седьмая книга стихов

Данила Давыдов , Данила Михайлович Давыдов

так рассуждал один постхьюман,взглянув сознаньем нутрянымна дольний мир, который умо –непостигаем, но сравнимс какой-нибудь другою штукой,что до сих пор не завелась,лежит, непознана наукой,потенциальна, ждет свой час

Или взгляд метанового астронома из далёкого будущего на наши метания и копошения:

и на титане в замысловатый свой окуляр глядит метановый астроном,и кристаллы углекислотного льда поют ему о былом

Телесность самого говорящего субъекта принимает порой нечеловеческие монструозные формы. Человеческая форма разрушается:

теперь я стал иной – ветвист, неудержим.в другие области направлены тентакли,и, слизывая слизь с пылающих ланит,и ты таким становишься – не так ли?

Разрушение человеческой формы тела соответствует разрушающемуся пониманию того, что такое «быть человеком». В самое последнее время я остро чувствую эти вещи. Как раз после 24 февраля все вокруг без конца расчеловечивали друг друга, и в итоге у меня тоже произошло какое-то тотальное «расчеловечивание» – у меня рассыпался в голове некий единый смысл того, что такое «быть человеком». Я больше не смотрю на другого, как на того, кто заведомо должен быть похож на меня в каких-то предельных основаниях своего бытия. Я теперь смотрю на каждого встречного, как на чёрный ящик, где может быть абсолютно всё, что угодно. И я чувствую, что эта установка в действительности сейчас более справедлива и продуктивна. С этим моим чувством очень перекликается последнее стихотворение в книге Данилы:

даже не знаю, как к тебе подойти, с какой стороны, какначать разговор и о чем, собственно, разговаривать,я ведь не знаю совсем ничего о твоем устройстве, не понимаю,как ты вообще существуешь, не говоря уже о всяких более частныхподробностях. не понимаю, где ты начинаешься и где завершаешься,не могу осознать, каким именно образом ты отделяешься отвсего прочего, того, что не-ты, не вижу границ и даже представитьне в состоянии, насколько четко обозначены эти границы…не ясно, можно ли к тебе хоть как-то обратиться, есть ли пускай бы исамая малая надежда, что это не будет обращением в пустоту.но я пытаюсь, не имея, в сущности, никаких оснований для этого,все-таки вступить в диалог, наладить какое-то подобие связи,ну или хотя бы пускай и одностороннюю коммуникацию,питая ложную в своих самых глубинных основаниях, совершенносмехотворную, но надежду…

Мне кажется, что это стихотворение (обращённое к человеку? Богу? неведомому будущему читателю этой книги? кому-то безусловно Другому?) – абсолютно точный финальный жест, который позволяет увидеть всю книгу в том числе как поэтическую мысль о человеке и том, что находится за его пределами, о внутренней конфликтности и ненадёжности бытия человеком, о природе человеческого как мерцательности. И этот финал – такой взгляд на другого, который даёт надежду, даже при том, что единого способа бытия человеком нет.

Алла Горбунова