Ненаглядная красота

Вошла хозяйка, лебедяток захватила, им шейки свернула, на двор лебедяток бросила. Царь видел, ничего не сказал. Думал, что на поварню лебедей жарить привезли.

Поутру белая уточка зовёт своих малых детушек, а их нет как нет. Зачуяло её сердце беду, встрепенулась она и полетела на царский двор.

А царь тем часом у окна сидел, на двор глядел. Прилетела на двор белая уточка. Видит — белы, как платочки, холодны, как пласточки, лежат детки её рядышком. Кинулась она к ним, бросилась, крылышки распустила, деточек обхватила, материнским голосом завопила:

— Кря-кря, мои деточки, Кря-кря, лебедяточки, Я слезою вас выпаивала, Тёмную ночь не досыпала, Сладкий кусок не доедала… Кто вас, милые, погубил?

Встрепенулся царь:

— Сестра, сестра, слышишь небывалое? Уточка над детками стонет, человечьим голосом приговаривает.

— Это тебе, братец, чудится. Велите, няньки, слугам утку со двора согнать.

Стали слуги утку гнать, а она в небеса взлетит да опять к лебедятам кинется. Сама плачет, сама приговаривает:

— Кря-кря, мои деточки, Кря-кря, лебедяточки, Погубила вас злая сестра, Злая сестра, подколодная змея. Отняла у вас отца родимого, У меня мужа любимого, Потопила нас в быстрой реченьке, Обратила нас в белых уточек, А сама живёт-величается…

Выбежал тут царь во двор, стал уточку ловить. А она от него не летит, сама ему в руки бежит. Взял он её за крылышко, взмахнул над головой:

— Стань, белая берёза, за мной позади, а красная молодица — передо мной впереди!

Бросил он уточку наземь, и стала белая берёза у него позади, жена молодая у него впереди. В белом шёлковом сарафане, в белом шёлковом платке, в красных сапожках. Обрадовался царь, бросился её обнимать-целовать, а она горько плачет, в голос рыдает:

— Ой, беда, мой любимый муж: то не белые лежат лебедятки, то родимые лежат твои ребятки — трое сыновей, трое родных детей.

Тут и царь горько заплакал, наклонился над лебедятками. Как упала отцовская слеза на белые крылышки, встрепенулись лебедятки, закрякали. А тут солнышко высоко взошло, ярким светом брызнуло. Обернулись лебедята ребятами. Старших два — словно отец — крепки, сильны, на ноги резвы, а младшенький — тихонький — да слабенький, матушкин запазушник.

Вот-то счастье было! Стали жить-поживать, добра наживать, худо забывать.

А злую сестру привязали к лошадиному хвосту, размыкали по полю. Где оторвалась нога — там стала кочерга; где руки — там грабли; где голова — там куст да колода. Налетели ветры, развеяли кости, не осталось от злодейки ни следа, ни памяти.

ДВЕ СЕСТРЫ

лесной опушки, в маленькой избушке, жила-была старая вдова. Было у неё две девушки: родная дочь да падчерица. Родная дочь броватая, лицом конопатая, на ногу хрома, на ухо туга. Да к тому же злая да ленивая. А падчерица собой красавица, русая коса до пояса, голубые глаза, что ленок после грозы. Да ещё рукодельница, песельница и затейница.

Мачеха да сестра её не любили. С утра до ночи на работе морили.

Вот раз падчерица сидела у колодца да пряжу пряла. Дала ей мачеха паклю толстую, а у неё идёт нитка, словно шёлковая. Вот уж вечер скоро, солнышко низко, ноченька близко, а падчерица всё прядёт- Подошла мачеха, поглядела да и говорит:

— Мало ты напряла, ленивица, пряди ещё!

Стала падчерица быстрее прясть. Пряла, пряла — и уронила веретено в колодец.

Заплакала она, побежала к мачехе, а мачеха говорит:

— Как хочешь доставай, хоть и сама в колодец прыгай!

Что тут делать? Подумала девушка: чем так жить, лучше на дне лежать — да и прыгнула в колодец.

Полетела она головою вниз, глаза зажмурила. А как открыла глаза, видит — лежит она на зелёном лугу, и солнышко светит, и птицы песни поют. Встала девушка и пошла по лужку.

Шла она, шла — навстречу ей стадо овец. Заблеяли овцы, запросили овцы:

— Подгреби под нами, подмети под нами: у нас ножки болят.

Взяла девушка лопату да метлу, подгребла, подмела, дальше пошла.

Идёт-идёт — навстречу ей коровье стадо.

Замычали коровы:

— Подои ты нас, подои ты нас: у нас молочко бежит из вымечка по копытечкам.

Взяла девушка подойник и скамеечку, стала коров доить. Всех выдоила и дальше пошла.

Вдруг ей навстречу табун коней.

— Расчеши нам гривы, вынь репей.

Расчесала им девушка гривы, вынула колючки да репейники и дальше пошла.

Вдруг видит — стоит избушка. У окошка сидит Баба-яга; зубы у неё большущие, руки у неё загребущие. Испугалась девушка, стоит, дрожит. А Баба-яга ей и говорит:

— Не пугайся меня, девушка, оставайся у меня; если всю работу в доме хорошо будешь справлять, то неплохо жить станешь. А за плохую работу головы тебе не сносить.

Вот и стала девушка у Бабы-яги работать.

{пропущена страница 92}

— Какая, — говорит, — работа, такая и плата.

Только девушка за ворота ступила — полилась из ворот смола липкая, всю ленивицу облепила.

Пошла она по лугу. Её овцы толкнули, коровы боднули, кони лягнули.

Подошла к дому, увидала её собачка, затявкала:

— Тяу, тяу, мачехина дочка во смоле пришла!

Закричала бабка:

— Молчи, шавка, наша дочка в золоте придёт.

А тут дочь вошла страшная, чёрная…

Стали её в бане отмывать. Мыли, мыли, до сих пор моют, а отмыть не могут.