Ненаглядный призрак

Я включил компьютер, и сразу четыре имейла из чудной, дымчатой, самой благополучной страны известили, что там кто-то неотложно нуждается во мне. Забытый на столе телефон томился непрочитанным сообщением: «Позвони, пожалуйста, домой!» Я взглянул на часы и ощутил неизбежную близость большого личного счастья.

Супер-2

Звонит мне Саша Супер в шесть утра (есть у него такая дурная привычка) и говорит: «Надо встретиться. Срочно». Зеваю прямо безудержно: «Что опять стряслось?» – «Это не телефонный разговор. Нужна твоя помощь».

Спрашивается, чем я могу помочь Саше Суперу, если он уже лет пять бензиновый король, даже император, а я встречаться с ним еду на троллейбусе? Именно так я ему и сказал, когда мы высадились ни свет ни заря на скамейке позади «Ирландского дворика».

– Понимаешь, – начал он, – я вдруг сообразил, что живу просто мимо жизни. Я ничего не делаю, кроме того, что делаю деньги. Ну, ещё их трачу. Полная, блин, бездуховность! Что от меня останется?

– А я-то здесь при чём! – отвечаю со всей чёрствостью невыспавшегося человека.

– Ты вращаешься в культурных кругах. Я видел у тебя на столе письмо от Тарковского. Тебя читают в Лондоне. Говорят, с тобой созванивался генерал де Голль. Ты друг Ларисы Канцевой. По слухам, ты даже близок с одной девушкой, которая лично знает Яну Муравьёву!..

– Про девушку слишком сильно сказано.

– …А на троллейбусе – я точно знаю – это ты из принципа.

– Саша, не томи душу, в чём проблема?

Оказалось, что Супер горит желанием приобщиться к высшему свету. Он так и выразился – «высший свет». Желательно литературный. Я попытался доказать, что легче попасть на борт НЛО, которые, возможно, существуют, чем вступить в высший свет, которого нет в природе.

– НЛО от нас не уйдут! – судя по тону, Супер уже готов был обидеться. Будто я сижу, как злая собака, у входа в высший свет и не впускаю туда посторонних.

Пришлось пообещать ему неизвестно что.

Днём я позвонил Касимову, чтобы узнать о ближайших литературных тусовках. Касимов работал на радио. У него всегда водились последние новости. А если новостей не было, то Касимов их срочно создавал. Он тут же пригласил меня на презентацию новой книги стихов Даши Моргенштерн «Одна! Совсем одна!» (предыдущая Дашина книга называлась «Подсчёт количества»). Я попросил оставить мне два пригласительных, и Касимов тонко предположил, что я приду не совсем один. Я сказал про Сашу Супера и для краткости обозвал его нетипичным новым русским.

– Это случайно не тот, который хочет заказать книгу про самого себя и готов заплатить автору атомную сумму?

– Случайно тот, – зачем-то соврал я. – Но лучше никому не говори.

– Естественно, – обрадовался Касимов. – Могила!

И тут я вдруг понял, как создаются новости.

Супер приехал на презентацию в Дом работников культуры в тёмном костюме, при галстуке, бледный и решительный – как на вступительный экзамен.

Работников культуры собралось человек тридцать. Даша Моргенштерн блистала в антикварном дезабилье своей прапратётушки баронессы Арины Габсбург. Демонстративный безумец Лёва Кельтский по случаю поздней осени прибыл в зимних шортах. Художник Сабуров принёс под мышкой изящный гробик – видимо, для своих очередных похорон. Критикесса-романист Постникова похаживала среди штатской публики в пятнистом камуфляже, как омоновец, и пыталась раздавать указания. Автор этих строк, страдая от хронического недосыпа, зевал так, что едва не проглотил бокал с шампанским. Временно не пьющий поэт Дозморов предлагал заменить презентацию разнузданным чаепитием.

Как только Даша Моргенштерн красивым чувственным сопрано начала исполнять стихи, я, к своему стыду, безотлагательно уснул и очнулся лишь на последней строфе, которая звучала так:

Вам трепетность от Бога не дана,
И нежность пробуждается не вами!
И потому одна – совсем одна,
Ничья наложница, ничейная жена,
Как лёгкий выдох красного вина,
Лечу над Элизийскими полями!

После коротких соболезнующих аплодисментов все плавно спустились этажом ниже, в кафе. Супер молчал, очевидно впечатлённый услышанным. Впечатление усугубил временно не пьющий поэт Дозморов, который сел за наш столик и припомнил возмутительный случай.

Однажды мы с Дозморовым сидели в этом же кафе и невинно ели окрошку. Ничто не предвещало дурного. Когда окрошка была уже почти съедена, к нам незаметно сзади подкралась молодая женщина вполне приличного вида и коварно похитила со стола салфетку и две зубочистки. Мы даже не успели спросить о её видах на стащенные предметы.

– Теперь она будет их показывать своим детям, – закончил свой рассказ Дозморов. – А потом и внукам…

С минуту помолчав, поэт воскликнул: «Немедленно чаю!» – и удалился в сторону бара.

В тот же миг его стул захватила критикесса Постникова – она как будто караулила, когда освободится место возле Супера, и с омоновской решительностью пошла на приступ.

– Будем знакомы. Вы должны знать моё имя. Не можете не знать!