Но, Вера. Если ты выше всего ценишь закрытую частную жизнь, то за каким хреном ты впустила стряпчих с оловянными глазами в нашу бедную тайну?
Ты старше на двадцать три года и умрёшь гораздо раньше меня[3]
.Когда тебя не станет, кто среди живых вспомнит, как твоё сияние затмевало блеск Ниццы и распахнутый перед нами залив Ангелов? Может, хотя бы для этого сгодится моя несуразная запретная судьба? Ведь каждый из нас был ребёнком и каждый, абсолютно каждый обречён. А значит, вправе дождаться – дожить хоть до чьей-нибудь жалости и любви.
Хозяйки будут ставить тесто
Я не имел чести знать своих родителей, да и они вряд ли успели со мной познакомиться, поскольку имя Паоло мне дала торговка фруктами с рынка в Каннареджо, которая торговка, ныне покойная, нашла меня в ближайшем огороде младенцем без малейшей одежды, пусть земля ей будет пухом.
А грамоте я был обучен отцом Джованни из приюта для сирот. Сказанный Джованни в праздники водил нас в церковь Санта-Мария деи Мираколи, но в другие дни велел наказывать телесно с превеликим тщанием, вплоть до вспухания наказанных мест.
Благодаря такой науке я, дожив до сознательных годов, выбрал самую скромную и незаметную должность, каковую только можно было отыскать в Лагуне, о чём ни разу не пожалел. И теперь, стало быть, имею возможность собственноручно и правдиво описать на этих листах, как одним лишь движением моей левой руки сотворились любовные бедствия и гибельные злодеяния, чьим невольным виновником явился невидимый миру человечишка вроде меня.
В мои обязанности входило будить по утрам хозяек, желающих ставить тесто. Это я и делаю по сей день, в точно указанный час с большим удовольствием по причине полной свободы, которую мне даёт моё ремесло. А то, что оно золотых дукатов и атласного камзола не принесло, так я ведь и родился без таковых, и на тот свет забрать не сумел бы, сколько бы ни накопил.
Когда обитатели Лагуны ещё досматривают десятый сон, я могу пройтись безлюдной Пьяццеттой и заново узреть, как на верхушке колонны из гранита мой любимейший Сан-Теодоро протыкает утренние сумерки копьём, а на второй колонне лев расправляет свои орлиные крылья, нагоняя на меня детский страх.
А в ту пору, о которой я веду речь, в палаццо Капелли жила молодая прелестница по имени Бьянка, дочь патриция Бартоломео Капелло, известного своим суровым нравом.
Поговаривали, что сказанная Бьянка ведёт себя куда более фривольно, нежели принято среди знатных дам её круга. Хоть она и не восседала на манер известных куртизанок в паланкине, который несут по улицам рабы-мавры, но повсюду, где являлась, открыто ублажала мужские взгляды красотой и роскошью телесных форм, равно как и локонами золотистого цвета.
И неминуемо случилось так, что красота Бьянки запала в душу небогатому юноше по имени Пьетро Бонавентури, который покинул родную Флоренцию и прибыл в Лагуну в поисках лучшей участи, а работу здесь нашёл с помощью своего дяди Джанбаттисты Бонавентури, в чьём доме влюбчивый племянник и поселился. Один только узкий проулок отделял этот дом от палаццо Капелли. Ничто не помешало сказанным Пьетро и Бьянке высматривать друг друга через окна, затем увидеться в церкви, а потом уже обменяться любострастными взглядами и с помощью знаков, понятных двоим, условиться о тайной встрече.
Узнай кто-нибудь о любовном сговоре, жестокое наказание настигло бы их обоих. Да и бедняк Пьетро навряд ли сам решился бы сделать первый шаг. Из них двоих смелей и предприимчивей была Бьянка Капелло.
Каждую ночь, когда весь дом засыпал, она украдкой спускалась по лестнице, отворяла дверь чёрного хода и перебегала узкий проулок, чтобы оказаться в объятьях флорентийца.
Видимо, не имея ключа, она оставляла свою дверь приоткрытой, потому как в противном случае не смогла бы затемно, перед рассветом отомкнуть щеколду и незамеченной вернуться к себе.
Злоключение, которое стряслось в одно дождливое утро, можно было бы приписать коварному Року, если бы роль сказанного Рока не исполнил я сам, проходивший в тот час мимо палаццо Капелли, поспевая по своим обязанностям, дабы вовремя поднять с постелей хозяек, желающих ставить тесто.
И, раз вокруг поблизости не было ни одной живой души, приметив незапертую дверь, я счёл своим долгом поскорее захлопнуть её. Каковую любезность я оказал исключительно по незнанию ради предохранения от воров.
Можно вообразить, как Бьянка, разнеженная постельными утехами, спешно возвращается к себе и вдруг утыкается лбом в запертый чёрный ход. Так она в одно мгновение потеряла и свой дом, и всю прежнюю жизнь.
Мне отнюдь неведомо, что совершила бы иная благородная дама, окажись на её месте. Но Бьянка тут же стремглав кинулась назад, через проулок и чуть слышно постучала в дверь Пьетро Бонавентури, которому сказала, что отныне их судьбы становятся одним целым.