— Потому что я мог бы замять, если что, — как нельзя увереннее сказал Данга, — у меня есть
На самом деле он просто спасал Умарса, но это тайна, которую он унесет в могилу. Да, котенок ничем не заслужил такого удара: но по мнению стаи ты заслуживаешь всего, что позволяешь с собой сделать. Дангу и так считали излишне сентиментальным вожаком, но молчали: любили за справедливость.
— Но выгоняешь ты меня?
— Потому что только ты оказался способен на подлость. Хочешь стать главным? Брось мне вызов. Но ты ж не сможешь, косолапый. Бинка свидетель.
Еще год назад Данга сделал Буура в честном бою. Но тогда Буур был совсем не такой, как сейчас — костлявый, не до конца переломавшийся подросток, он не мог даже толком выпустить когти, и в результате договорились обходиться без трансформации, чтобы не дать Данге мнимого преимущества.
Сейчас так не выйдет.
Буур набрал вес, вытянулся и подружился с медведем внутри себя. Очевидно, что если дело дойдет до трансформации, Данге не жить, или, хотя бы, не жить красавчиком, но у Буура должно быть достаточно сторонников, всех этих волчат, телят и прочих, пусть не открыто, но все же недолюбливавших вожака-Жаба, чтобы стая закрыла глаза на очевидное.
Но у Данги не было выбора. Либо блефовать — либо сейчас же встать на место Умарса и покорно выворачивать кошелек.
Буур переступил с ноги на ногу. Простое движение, никакой угрозы — но Бинка моментально оказалась рядом с Дангой, касаясь костлявым плечом его плеча.
Данга с трудом удержался от вздоха облегчения. Ну, хоть что-то.
Может, и не дура. Все делают глупости… Бинка вечно пытается доказать всем, что она — единственная девчонка в их мужской стае, — сильнее всех мальчишек вместе взятых. Ее так легко взять на слабо… это все знают.
И Буур.
И она сама.
Раскаялась уже, наверное. Она тоже не любила лишней крови. Ее учитель вечно вбивал ей истины про силу и ее использование. Просто спор — спор он всегда сильнее, пока разок не нарвешься…
— Решай, — сказала она сухо, — либо уходишь, либо бросаешь вызов вожаку. Ты знаешь правила.
— Влюбилась, что ли? — Буур покрутил пальцем у виска, — Тоже мне, защитница слабых и…
Раскрытая ладонь оказалась в миллиметре от его курносого носа и без того чуть свернутого набок. Буур сглотнул.
— Продолжай, — предложила Бинка, — я жду.
Да уж, если раньше и был какой-то шанс, что Бинка переметнется на сторону Буура, то теперь он растворился, как мираж в пустыне. Бинка терпеть не могла, когда к ней относились как к девчонке. Слово «влюбилась» превращало ее в фурию. Она не может влюбиться! Мальчишки ей нужны, чтобы их бить! И так далее.
Данга раньше считал это забавной особенностью и только посмеивался, когда его суровая заместительница раздавала мальчишкам пинки и подзатыльники. Но он сам никогда не допускал этой глупости; он ее не дразнил.
Если девчонка действительно сильнее — сильнее их всех, даже самого Данги, — то дразнить ее чревато. Это было то самое признание, которого Бинка хотела.
Поэтому она никогда не бросала Данге вызов, хотя могла бы.
Поэтому она встала на его сторону сейчас.
— Я бросаю вызов вожаку. Мы все знаем правила, Бинка — ты ему не поможешь.
Но глаз от ладони так и не отвел.
— Я сообщу стае, — сказала Бинка, пряча руки в карманы, — мы решим насчет правил и времени. И всего такого. И, Буур… если… если
— А ты уйдешь как подруга вожака, — прищурился Буур, — я
Бинка растерянно оглянулась на Дангу.
— Извини, — Данга развел руками, — это ничего не значит, но… вот так вот. Тебе придется уйти, как подруге вожака — если Буур так решит. Ты самая главная из девчонок, чисто технически… ну, кроме тебя девчонок у нас же нет… поэтому.
Он надеялся, что не покраснел. Что-то Буур уже совсем берегов не видит. Не любил Данга все эти тонкие материи. Еще больше, чем Бинка, не любил. Но, как и всякую слабость, старательно скрывал.
— Мамка твоя с козлом согрешила, Буур, — сплюнула Бинка и, развернувшись, деревянно зашагала в сторону школы.
Очень прямая, очень обиженная. Это была единственная стая, куда до сих пор принимали девчонок. Бинка нашла здесь свое место, и у нее на примете была парочка младшешкольниц, занимавшихся у того же Учителя… Такого краха надежд она не простит никому.
Ни Бууру, ни Данге.
Данга обнаружил, что ее обида тревожит его куда больше, чем свирепый взгляд напыщенного медвежонка напротив. Он отсалютовал ему средним пальцем, развернулся спиной и пошел, как ни в чем не бывало, медленно, чуть ли не насвистывая.
«Ты так слаб, что я не боюсь показать тебе свою спину», — вот, как перевела бы это мама со звериного. Благодаря маме Данга вообще очень хорошо читал все те знаки, которые остальные подавали непроизвольно.