Ненаписанное письмо (СИ)

Все эти дни я думал над тем, как именно возникают взаимосвязи, что стоит в их основании и откуда на самом деле растут корни. И, кажется, я стал понимать, почему существует повальное одиночество там, где людей больше всего — в крупных городах и в мегаполисах.

Я вывел формулу, по которой ценность каждого человека была обратно пропорциональна количеству людей рядом. Получалось, что один и тот же человек в малочисленной деревне и в миллионнике занимал совершенно разную иерархию важности. Крис, наши редкие разговоры и совместный досуг имели для меня огромное значение лишь потому, что я был здесь совершенно один.

Такой вывод немного успокоил меня. Но вскоре я в нем засомневался.

Засомневался только потому, что одновременно скучал и по тебе, Марта. А мы жили с тобой отнюдь не в деревне. Нас окружали сотни и тысячи людей. Ни по кому из них я не скучал. Может, оттого что с тобой проводил больше всего времени? Нет. В будние дни я и Себастьян общались помногу и плотно. Как я уже говорил, в основном о работе. Но я не скучал по Башо, сколько бы времени мы не провели вместе. А когда он всплывал в памяти, ничего не щемило и не подвывало в моей душе.

В то же время в отношении Криса произошла совсем иная картина. Я скучал. Скучал сильно и глубоко. Не так, как по тебе, дорогая Марта, не так, как по нашей квартире, кофеварке и твоей стряпне, но чувство это, тем не менее, было настоящим.

18 августа

Сначала я пытался относиться к этому нейтрально: забивал голову книгами, моей писаниной и работой, которой, как назло, стало меньше.

Но через неделю сдался.

Я отыскал припрятанный сверток с марихуаной, открыл окно и смотрел на деревья, вытягивая из самокрутки всю дурь и скапливая ее своих легких. Так я просидел час.

Поняв, что начинаю ненавидеть весь мир — тебя и Криса в частности — я собрался и пошел в магазин. Один работал до поздней ночи, я смог приобрести пачку сигарет, бутылку вина и вместе с покупками направился к морю.

По берегу шатались несколько компаний. Вечер был погожий и сухой. Я расположился на песке, вскрыл пачку и бутылку.

Поскольку я почти два месяца не прикасался ни к спиртному, ни к сигаретам, а до этого нашпиговался травой как дорвавшийся до запретных веществ подросток, никотин и вино быстро прибрали меня к рукам. Рассудок помутился, хотя мне казалось наоборот: теперь я видел полнейшую безобразность всего, что со мной случилось. Я уже не просто ненавидел, мне хотелось уничтожить в пыль каждое событие до этого момента.

Свою бывшую жену.

Тебя, Марта.

Разумеется, Криса.

Работу, которая отнимала столько сил.

Всех женщин, с которыми когда-либо спал.

Всех мужчин, с которыми когда-либо дружил.

Единственным светлым пятном мне тогда виделась только моя собака — Дора. Ее писклявый лай как наяву стоял у меня в ушах, что захотелось сию секунду разрыдаться и броситься в море.

Пока я не понял, что это лает чей-то чужой пес.

Я не выдержал и поплелся домой. По пути снова заскочил в магазин и купил новую бутылку, потому что прежнюю я уже осушил.

Придя, я первым делом хлебнул из горла, поджег сигарету. И только тогда заметил, что крепко сжимаю в ладони свою старую зажигалку. Откуда она оказалась у меня в руках, я не понял, потому что в магазине брал обычную, дешевую, пластиковую, а эта была металлической, тяжелой с именной гравировкой. Ее подарила мне ты, Марта. На нашу годовщину. На нашу с тобой первую годовщину встречи.

Я прочел въевшиеся в металл мелкие буквы: «Лучшему мужчине, который пахнет кофе и табаком, от женщины, которая пахнет его любовью».

В ярости я швырнул зажигалку, не глядя, за спину. И тут же раздался истошный треск битого стекла.

Собирая осколки по полу голыми руками, я неоднократно поранился. Кровь текла по ладоням, по мелким кусочкам, которые секунду назад были целиковым окном, по полу. Моя боль в душе наконец вылилась в физическое страдание, и, как ни странно, я почувствовал облегчение.

Я кое-как прибрался в комнате, не слишком тщательно, и даже не помнил, как заснул. Впрочем, ничего удивительного в этом не было с учетом того, сколько я выпил и скурил.

Очнулся я все на том же полу среди россыпи стекол. То ли я не сумел добраться до кровати, то ли вернулся сюда посреди ночи, чтобы закончить уборку, — неизвестно.

Руки были изуродованы и полностью вымазаны кровью, и только сейчас я смог оценить, что натворил: зажигалка полетела прямиком в окно, которое я прикрыл, уходя. Хорошо, что по ту сторону находился задний двор дома, и обычно там никто не ходил, тем более ночью.

Кстати, зажигалку я так и не нашел. Еще неизвестно, существовала ли она вообще или просто померещилась моему больному сознанию. Я был убежден, что точно видел ее в своих руках, но примерно с той же убежденностью припоминал, что выкинул ее сразу после нашего расставания.

Я осмотрел и перебинтовал раны. Только одна оказалась довольно глубокой — рядом с большим пальцем левой руки. В остальном я отделался царапинами.