Ненаписанные страницы

Маша вздрогнула, прислушиваясь. Как много значит для этих людей работа. Чудные они. Даже на отдыхе не могут уйти от нее. Она вздохнула и задумалась. Свою работу в лаборатории Маша делала всегда аккуратно, но забывала о ней сразу, как только уходила из цеха. Кто же она? Просто технический исполнитель?

— А кроме капитанов и штурманов есть еще и матросы, — неожиданно вслух сказала Маша.

Верховцев даже перестал грести и уставился на нее, усиленно задвигал бровями. Кострова улыбнулась:

— Молодец, Маша. В конечном счете, тонущий корабль спасают матросы. Пусть не думает штурман, что все зависит от него.

— А я и не думаю, — серьезно проговорил Верховцев, снова налегая на весла. — И если уж продолжить разговор в этом плане, то, отправляясь в плаванье, я бы вас, Маша, обязательно зачислил в свою команду.

Лодка уткнулась носом в берег. Кострова и Маша, сняв туфли вышли на берег, нетвердо ступая босыми ногами по жесткой, выгоревшей траве. На лужайке у леса отдыхающие сражались в волейбол и звали их к себе. Верховцев вытащил лодку на песок, закрепил ее цепью за колышек и вскоре тоже присоединился к играющим.

И все-таки не Верховцев первый, а Бартенев сравнил доменщиков с моряками. На одном из своих занятий, когда мастер Кравцов опять заявил, что он «чует печь животом», Бартенев сказал: «Доменщики, как моряки, — суеверны. Работа, связанная с опасностью, всегда держит человека на страже, у него вырабатывается обостренное чутье. Но тем не менее моряки ведут свой корабль по компасу, а не по чутью».

Нелепо утверждать, что Бартенев — этот образованный, всесторонне развитый человек — верил в демонские силы. Но были у Бартенева свои причуды, порой изумлявшие Веру Михайловну. Он сознательно избегал в понедельник проводить какие-нибудь совещания, принимать какие-то решения. В первый день недели Бартенев дольше обычного засиживался в кабинете за книгами.

— В начале недели человек должен подготовить к работе не только мускулы, но и голову, — сказал он однажды Фене Алексеевне, когда она напомнила, что пора идти домой.

И случилось именно в понедельник событие, отразившееся странным образом и на ней, на Костровой. Бартенев, не зная, как обернется для него начало новой недели, задумал во вторник собрать технологическую группу и выяснить, что удалось за это время сделать. Об этом он сам объявил утром на рапорте.

Во второй половине дня Кирилл, приняв смену у Кравцова, сел за стол в газовой будке заполнять сменный журнал. Новая система, о которой он должен был завтра докладывать, начинала действовать все успешнее. Она ограждала людей от ожогов, а печи — от аварий. Третью неделю печь шла ровно. Правда, Кравцов сегодня опять чуть повысил дутье, но это, кажется, не повлияло на ход. Вдруг дверь порывисто распахнулась, и старший горновой Орликов с растерянно-бледным лицом крикнул с порога:

— Продуло!

Кирилл выскочил на площадку и сразу уловил характерный лающий шум печи. Горячий воздух, найдя где-то выше горна отказавший в прочности кирпич, со свистом и шумом вырывался наружу, выбрасывая раскаленные куски руды и кокса. Водопроводчик и горновые, с силой удерживая в руках выскальзывающие шланги, направляли в отверстие тугую струю воды. Кирилл бросился в будку к телефону и попросил диспетчера снизить давление. Через несколько минут, обжигаясь и не замечая этого, Орликов забивал отверстие кирпичом и замазывал специальным раствором.

Сколько прошло времени? Час? Два?.. Кирилл не знал. Когда основное было сделано, он устало пошел снова звонить диспетчеру. Рубашка, промокшая от пота и воды, неприятно прилипала к плечам, в ботинках хлюпала вода.

По проводам заводского коммутатора два тревожных слова «продув печи» достигли сначала квартиры главного инженера, а затем Лобова. В этот вечер директорский домик напоминал повозку, которая мчалась вскачь по ухабам и кочкам. В квартире все сотрясалось от быстрых и тяжелых шагов хозяина. Смешивались в сутолоке вещи и люди: Лобов собирался на охоту.

Длинный рыжий сеттер Дик, предчувствуя азарт охоты, носился по комнате, бросался всем под ноги, припадал животом к полу, взвизгивая от восторга.

— Дик, на место! — зычно кричал Лобов, запихивая в сумку мешочек запасных патронов.

При звуке голоса хозяина собака прижимала уши, на минуту замирала, но потом с новой силой начинала неистовствовать. Дети помогали отцу: Коля тащил патронташ, Митя запасливо предлагал коробку с незаряженными патронами. Лобов с красным от возбуждения лицом торопливо отмахивался от детей, жены, думая только о том, чтоб не опоздать на вечернюю зарю. В такую-то пору и застал его звонок диспетчера.

— Что? Что? — переспросил Лобов, не сразу поняв, о чем идет речь.

— Четвертую продуло?

Лобов бросил на рычаг трубку и, высовываясь в открытое окно, крикнул шоферу:

— Заводи!

В охотничьих сапогах, кожаной куртке он спешно пошел к дверям, на ходу отталкивая прилипавшую к ногам собаку. Следом бежала Ольга Васильевна и спрашивала:

— Что случилось?

Он что-то крикнул ей и захлопнул дверцу машины.