Ненастье

Серёгина осада была тихая и глухая, с редкими яростными атаками. Щебетовский никому не рассказывал, какие невидимые удары наносит по нему Лихолетов, как ищет слабые места, теснит, ломает оборону. Шпальный рынок весь год лихорадило внезапными заморочками: то вдруг какая‑то проверка, то выемка документов, а ещё вызовы в суд, УБЭП, приостановки сделок, арест товара и прочие подобные неприятности. На рынке считали, что это — норма нынешнего бизнеса, полулегального и полукриминального, как и всё в стране. Один лишь Щебетовский понимал, в чём причина.

— Закажи его, — сразу предложила Серёге свирепая Нелька; полумер или компромиссов для неё не существовало. — Это решение всех проблем, Серый.

— Нет, — ответил Серёга. — «Афганец» «афганца» не заказывает.

— Тогда давай всё тут нахрен бросим, бабки заберём и уедем в Москву. Там ты всего добьёшься, а в этой жопе мира пусть друг у друга сосут.

— Нет, — упрямо повторил Серёга.

Нелька жаждала безоговорочной и яркой победы: ей требовалось всех нагнуть, всем доказать, принудить всех к покорности и восторжествовать. А Серёга не мог объяснить, почему нельзя заказать Щебетовского или свалить из Батуева. В любом случае это будет означать крах его убеждений. Погано, что «коминтерновцы» им пренебрегли, но поражение «афганской идеи» — не проигрыш в делах и не надсада самолюбия; поражение — это отступничество, когда говоришь о братстве, а сам кого‑то заказал или сбежал от своих же.

— Они первые тебя предали, Серый, — жёстко сказала Нелька. — А ты зассал им отомстить. Придумываешь, как бы их оправдать.

Серёга лежал дома на кушетке на животе, голый по пояс, а Нелька сидела на нём верхом и яростно массировала ему плечи, словно пыталась вылепить другого Серёгу, прежнего, размашистого, без тормозов.

— «Афган», «Афган»!.. — Нелька сморщила нос, передразнивая Серёгу. — Ни шиша твой Афган не решает!

— Не решает, — согласился Серёга. — Афган не гарантия, что человек хороший. Считать любого «афганца» за брата — пионерия, блин, так в школе рыжие или косоглазые дружат с рыжими или косоглазыми. Афган не сделал нас лучше. Но он не в военнике, а внутри. Ты можешь себе говорить: «Этот парень был в Афгане, значит, я буду ему верить». Не потому, что «афганец» — значит, хороший, а потому что тебе самому надо кому‑то верить. Бога‑то нет. Коммунизм мы решили не строить. А причина, чтобы верить другим, всё равно нужна. Всегда должны быть свои, и нужен способ превратить чужих в своих. Вот Афган стал таким способом. Неправильно жить наособицу.

Любить Серёга не научился, но хотя бы понял, как это делается.

— А ты был не такой, — хмыкнула Нелька. — Был герой. Наглый. Борзый.

— Укатали сявку крутые горки.

— А я тебя всё равно люблю. Мне пофиг, какой ты.

— Но Щебетугу‑то я один хер бортану, — усмехаясь, заверил Серёга.

— Найми охрану.

— Найму. Немца позову. Как‑то у меня с ним нехорошо вышло.

* * *

Опасение Нельки, что Щебетовский пришлёт киллера, произвело на Серёгу серьёзное впечатление. Примерно через неделю после разговора с майором Серёга спросил у Яна Сучилина, своего водителя:

— Ты знаешь, где сейчас живёт Немец?

— Знаю. В общаге на Локомотивной. Он там у бабы своей приземлился.

Серёга подумал, что Герману неловко будет встречаться с ним где‑нибудь в кабаке — кабак простому шофёру Неволину не по карману, а сидеть за Серёгин счёт — стрёмно. Да и разговор будет пока что короткий.

— Ян, договорись с Немцем, когда мне заехать к нему в общагу на пять сек по важному вопросу. Пусть он Таньку отошлёт куда‑нибудь.

— Ясно, — кивнул Ян. — А чего ты хочешь от него, Серый, или это тайна?

— Да не тайна никакая. Приглашу его к себе в охрану.

— А я?

— И ты будешь, и он, — оба. У меня напряжёнка обозначилась.

Сучилин понял, что ему надо успеть всё выполнить до прихода Немца. Рядом с Неволиным у него ничего не получится — Неволин помешает.

Дело в том, что несколько дней назад, вечером воскресенья, к Сучилину домой заявился Басунов. Он не прошёл в квартиру, а вызвал Яна в подъезд. Они спустились на лестничную площадку и закурили у окошка. Сучилин жил «на Сцепе», и за окном была всем знакомая картина: игровая площадка во дворе, утонувшая в огромных февральских сугробах, из которых торчали только кровли песочниц; припаркованные тачки; ограда из бетонных плит, а за ней — задний двор магазина с мусоркой и штабелями тары. В заброшенном котловане, как в сквере, разрослись заснеженные кусты. Вдали по улице катились троллейбусы, в сизой вечерней дымке мигали светофоры.

— У тебя проблемы, Ян, но ты можешь их решить, — сообщил Басунов.

— Какие проблемы? — насторожился Ян. Он знал, что Басунов — сука.

— Июль девяносто четвёртого, — напомнил Басунов. — Шпальный рынок. Два стрелка от Батищева вальнули Чёрта и подбили Быченко.

— И что? — холодея, спросил Сучилин.