Ненастье

— Ноги из люков достаньте, мужики, — посоветовал прапорщик сапёрам. — Случится подрыв — может отрезать. Бывало, и головы срезало.

Около полудня, на пятом часу марша, колонна добралась до кишлака. О его приближении свидетельствовали маленькие зелёные поля возле дороги, заботливо огороженные стенками из камней или глиняными валами.

— Тормознёмся? — спросили у Лихолетова. — В дукан заглянем.

В это время из люка на башне по плечи высунулся командир экипажа в замасленном ребристом шлемофоне и крикнул:

— «Тобол» передал, стоянки не будет!

«Тобол» — позывной командира колонны.

— С машин не слезать! — приказал Лихолетов. — Ссым с брони на траки.

Кишлак Ачинд считался безопасным, «советским», при въезде над углом какого‑то дома на палке висел выгоревший красный флаг. Сюда из Шуррама доезжали подразделения царандоя — афганской милиции; для самообороны тут был сформирован небольшой отряд, вооружённый страшными местными самопалами — «мультуками», и старинными английскими винтовками «Ли Энфильд», которые остались от времён британской оккупации. Эти винтовки были без магазинов и с большими стальными шарами на рукоятках затворов; называли их «бурами». Хотя верить красным флагам и афганским царандоям не следовало. Афганцы миролюбиво улыбались «шурави», но кто знает, кого «буры» и «мультуки» Ачинда выцеливали по ночам.

Дорога делила Ачинд пополам. Лихолетов с БМП разглядывал нижнюю часть кишлака, расположенную на склоне между дорогой и бурливым Хиндаром. Толстые глинобитные стены, глухие и шершавые; если и есть в них окошко, то маленькое и занавешенное изнутри. Здания — будто огромные коробки, плоские крыши устланы сеном или циновками. Из‑за этих плоских крыш кишлак сверху напоминал неряшливую шахматную доску, где каждая замусоренная клетка — на своей высоте. Во дворах за оградами‑дувалами Лихолетов видел крохотные садики с пышными и кривыми плодовыми деревьями; открытые галерейки с объёмистыми горшками, полными всякой зелени; широкие, тоже глинобитные ступени — дастарханы, крытые коврами; низенькие печи из камня‑плитняка — тандури. Это была невероятная, но совершенно реальная жизнь из арабских сказок про падишахов и джиннов.

Автоколонна медленно проехала вдоль шеренги дуканов — маленьких афганских лавчонок, забитых всяким пёстрым товаром от одеял и чайников до индийских джинсов и корейских магнитофонов. Торговцы‑дуканщики размахивали руками, зазывая к себе солдат‑«шурави», и что‑то возбуждённо кричали, но их не было слышно за рокотом моторов и лязгом гусениц.

Сквозь дизельный чад пробивались запахи кишлака: сочное зловоние навоза, горечь кизячного дыма, чистое благоухание шелковиц. Автоколонна подняла над кишлаком птичью тучу. На улицах мужчины поворачивались к дороге и рассматривали колонну, приставляя ладони козырьком к бровям, а женщины в голубых паранджах куда шли, туда и шли, будто механические куклы, и не останавливались. В одном проулке Лихолетов заметил пустую «барбухайку» — восточный грузовик с высоченным кузовом. Кабина и кузов были ярко разрисованы тиграми, павлинами, драконами, слонами, какими‑то узорами, а может, сурами из Корана. «Барбухайки» у афганцев служили автобусами. Лихолетов не раз встречал эти колымаги на дорогах войны: люди ехали в кузове вместе с овцами и коровами; те, кому не хватило места, лепились на подножках и сидели на крыше кабины. Громоздкие грузовики, подвывая и шатаясь, изо всех сил лезли в гору по серпантину или, наоборот, сжигая тормоза, дымя и сотрясаясь, спускались с горы.

Кишлак закончился мусорными кучами, в которых рылись здоровенные жёлтые собаки, а потом за поворотом дороги показалось кладбище: пустырь, усыпанный крупными камнями и обнесённый оградой из таких же камней. Среди груд и развалов вертикально торчали плоские глыбы, обозначающие могилы, и всюду были натыканы деревянные шесты с зелёными тряпками.

Прапорщик Сергей Лихолетов отпил из фляжки и закурил сигарету.

В кабине «Урала», который катился за БМП Лихолетова, водитель Сашка Кощеев толкнул своего напарника Герку Неволина:

— Немец, подъём! Твоя очередь рулить.

* * *

В 1977 году, ещё до ввода войск в Афганистан, советские гидротехники обследовали долину речки Хиндар на возможность построить электростанцию. Подходящее место нашли в километре от кишлака Хиндж, где долина сужалась. Правый берег Хиндара был склоном водораздельного хребта, а с левого берега к речке придвинулся утёс — край длинной скальной стены, нижнего уступа долинной террасы. Огромный глыбовый развал от утёса докатился до речки, и Хиндар здесь клокотал и ярился на шивере.

Дорога проходила по правому берегу над шумным быстротоком и плавно спускалась к мосту, построенному советскими строителями. Сооружение это было несложным: десяток длинных швеллеров уложили в ряд над рекой и с испода приварили к ним арматуру; под опорными концами балок в скальных лбах просверлили шпуры и забили анкеры. Мост пересёк Хиндар в узком месте — на повороте, а груды глыб, отколотых от утёса на левом берегу, громоздились возле съезда с моста немного ниже по течению.