В этот момент «духи» начали обстрел, а танк, страшенная пятнистая зверюга, лязгая и грохоча, полез на мост. Выпуклый висок башни отсвечивал матовым солнечным бликом, а на макушке костлявым птеродактилем сидел пулемёт. Длинное орудие с утолщением посередине ствола покачивалось хищно и твёрдо, как палка, и отбрасывало прямую и тонкую тень. Плитки динамической защиты казались чем‑то вроде богатырского панциря.
С неба полетели мины; они падали в воду или взрывались ворохами огня и пыли на обоих берегах реки — басмачи были неопытными артиллеристами. Над Серёгой и его бойцами, фырча, сквозили гранаты; они тоже пролетали мимо танка, но одна всё‑таки ударила в башенный лоб и словно пробудила чудовище. Башня повернулась, пушка дрогнула, и танк гулко залаял так, что где‑то заахало эхо. На позициях «духов» земля заскакала на дыбах.
Танк со скрежетом полз по мосту, словно вжав башку в плечи, и ничто не могло его остановить, потому что он был силён и неуязвим, потому что он прожигал и проламывал себе путь сквозь любое сопротивление врага, потому что он был бездушен и не мог испугаться. Он казался какой‑то безжалостной древней рептилией. Он вращал зубастыми колёсами и дрожал напряжёнными мускулами брони; он загребал траками и отрыгивал дым; он напоминал гигантскую мясорубку, ожившую и фантастически вывернутую наизнанку.
И вдруг танк споткнулся посреди моста. На самый краткий миг могучая бронемашина словно окуталась сияющим облаком электричества, а потом с мученическим рёвом и с жутким звоном лопнула, будто чугунный пузырь. Башня подскочила на столбе пламени и грузно перекувырнулась с моста вниз в речку. Это в танке на попадание снаряда сдетонировала боеукладка. Волна смертного жара кольцом разбежалась вокруг эпицентра катастрофы — Серёга почувствовал тепло скулами. Ущелье загудело как при схождении лавины. Обезглавленный стальной мамонт с бешеным треском полыхал, загораживая собой весь мост. Чёрные струи дыма с натугой били вверх, раздуваясь и закручиваясь, а ветер валил их и стелил по левому, душманскому берегу.
Обе стороны Хиндара затихли, не очень‑то поверив в случившееся. Как это удалось «бородатым»? Может быть, Аллах с неба поточнее уронил мину «Василька»? Или шайтан поддержал кого‑то из «духов» под локоток, чтобы граната из РПГ полетела, куда требуется? Или просто у моджахедов нашёлся обученный под Пешаваром «истребитель» с ПТУРСом?..
А прапорщик Лихолетов лежал, глядел на взорванный танк, и ему было ясно: с тремя бойцами он отрезан от своих. Мост наглухо загромождён горящей машиной, не протиснуться мимо, не перелезть, а бурную горную речку не перейти вброд и не переплыть. «Духи» сейчас побегут к мосту — и наткнутся на «шурави». И тогда конец Шамсу, Дуське, Немцу и прапорщику.
Но Серёга Лихолетов не собирался погибать. Он живучий. Он упрямый. Он самый умный. Он сам не сдохнет и другим не даст. Серёгу пробила дрожь нервного возбуждения. Он на одних локтях толчками быстро пополз вперёд, ближе к своим бойцам. А где‑то рядом завопили «духи» — радовались победе.
— Соображаете, в какую мы жопу попали? — шёпотом спросил Серёга.
Бойцы смотрели на него ошалелыми глазами.
— Нам нужно укрытие. Чтобы отсидеться, пока наши не вернутся.
— За мостом гора из глыбин, может, туда? — предложил Немец.
— Правильно мыслишь, боец, — одобрил Серёга. Для себя он уже всё давно решил. — Туда и метнёмся. Лишь бы нас басмачи не унюхали.
Он повернулся на бок и вытащил из подсумка две дымовые гранаты.
— Учитесь, дрищи, — сказал он, — всегда нужно иметь дымовухи. Одну я сейчас бросаю вон туда, в ямку. Вторую — за дорогу. Через пятнадцать секунд встанет завеса. По моей команде сдёргиваем все вместе и гоним, как мама заругает. Кто отстанет — пристрелю. Наша цель — вон те скальные развалы. Забираемся и шкеримся по щелям, как тараканы под плинтус. Задача ясна?
Шамс лежал лицом вниз, обхватив себя за каску. Дуська плакал.
— Покурим — вдруг напоследок? — весело и зло спросил Серёга у Немца.
— Курить вредно для здоровья, — хмуро ответил Немец.
Глыбовый развал оказался удачным убежищем. Он начинался под скальной стеной (вернее, скальная стена, разрушаясь, превращалась в развал) и тянулся до речки. Многие глыбы размерами превосходили грузовик или даже автобус. Расщелины между этими громадами были забиты крупными обломками и каменным крошевом, но хватало места и для людей. В тесных лабиринтах было жарко, как в утробе натопленной русской печи, и пыльно; ноги то и дело проваливались в какие‑то косые пустоты.
Серёга, Немец и Шамс друг за другом пролезли в узкий зазор и оттуда выглянули наружу, как из траншеи полного профиля. Открывался вид на всю долину Хинджа, ярко освещённую солнцем, на изрытую воронками дорогу и на мост с сожжённым танком. А Дуську ничего уже не интересовало, он сел на дно в углу расщелины и скорчился.