Ненастоящий герой. Том 4

Одна побольше — похожая на испачканный в грязи некогда синий мяч, а две других значительно меньше — ярко-красная и мутно белая. Вместе они что-то напоминали Радремону, но он никак не мог понять что именно. А вглядеться ему не дали — заметив визитера, старик дернул бровью, и вместо сфер у него в руках оказался небольшой деревянный брусок, из которого он принялся что-то неспешно вырезать.

— Опять приперся, ножка табуретная. — несмазанной дверью проскрипел дед, уронив на поверхность лакированной стойки вихрастый завиток стружки. — Сдохнешь ты уже когда-нибудь или нет?

Вот именно поэтому маркиз и не любил сюда наведываться. Из-за невозможности ответить сталью на грубость. Седой продавец уже демонстрировал свои возможности, и фор Корстед пока что ничего не мог ему противопоставить.

Да и нормальная одежда опять сменилась на рабские обновки. Бездна! Специально же переодевался в один из прошлых визитов. Какой вообще смысл в настолько мелкой пакости? Надеется что Радремон умрет от стыда, и можно будет до скончания веков тихо возиться со своими сферами?

— И тебе не хворать, уважаемый. — проглотив крутившиеся на языке ругательства, маркиз подошел и облокотился о стойку прямо напротив единственного в помещении собеседника. В этот раз он решил попробовать другую стратегию. — Что нового? Какие вести в… а где это мы, кстати?

— Бери, что хотел, и проваливай. — резко выдал старик, не поднимая глаз от заготовки. — Терпеть тут тебя дольше обычного я не намерен. А лучше вообще не являйся. Пускай другие тебя всякому учат.

Ага. Это он, видимо, про Друху. Значит какая-то между ними связь все-таки есть.

— Спокойно, уважаемый. — через силу улыбнулся фор Корстед, признавая необходимость покамест играть по чужим правилам. Но позже он обязательно припомнит каждую такую встречу. — Время не смерть — подождать может.

— Но и не мысль. — отозвался дед. — Упустишь — второй раз не вернется.

— Ну с этим точно проблем не будет. — усмехнулся Радремон, поискав глазами стул. Мебели в помещении никакой не имелось. — Тут-то оно вообще, считай, стоит. Как и мы, между прочим.

— Это ты так думаешь. — проскрипел продавец, пропустив намек мимо ушей. — Впрочем, мне до этого нет никакого дела. Покупай или уходи. Мне и без тебя есть чем заняться.

— Ложки вырезать и в сферах ковыряться? — съязвил маркиз, однако веселья в глазах собеседника не заметил.

В них вообще сложно было разглядеть что-либо. Фор Корстеду казалось, что он смотрит в безбрежный океан, раскинувшийся от горизонта до горизонта. Вот только состоял тот не из воды, а из переплетенных жизней разумных и монстров. Тысячи тысяч судеб, помноженных на миллиарды вариантов событий и плывущих по волнам тягучей вечности.

Но заметил Радремон и еще кое-что. Крохотный островок печали, едва различимый на фоне бесконечной морской глади. Тот то появлялся, то исчезал, скрываясь в необозримой пучине, но при этом как будто являлся центром, самой сутью, вокруг которой вращается вселенная.

Миг — и видение пропало, а на маркиза смотрели строгие морщинистые глаза, читающие его самого, будто открытую книгу.

— Ладно. — прочистив горло, произнес фор Корстед. — Хочешь верь, хочешь нет, но кухарка моя весьма недурно готовит. А я уже почти сутки одними слюнями питаюсь и водой из фляги запиваю. Ты тут, вроде, тоже особо не жируешь. Так что давай-ка…

Радремон смахнул в сторону горку деревянной стружки и принялся выгружать из Перстня заранее убранные туда блюда. Не сказать что деликатесы, но и не рабская баланда — простая сытная еда, приготовленная с заботой о дорогом лидере. Нашелся и исходящий паром чайничек с заваркой из полевых трав. Маркиз давно заметил и во всю пользовался тем фактом, что вещи в пространственном артефакте не остывают и не портятся, будто находятся там вне времени.

Он хотел уже поставить чайник на лакированную поверхность стойки, однако на ней из ниоткуда появилась керамическая подставка в виде низенького раскидистого дерева, и фор Корстед водрузил горячую посудину на нее.

Тихо звякнув приземлились на стойку и белоснежные тарелки с изящной золотой каемочкой, вкупе со столовыми приборами.

— Стопки бы еще. — предложил Радремон, доставая небольшой бурдючок. — Отменная кротовуха. Возможно лучшая. У собственного виночерпия еле стребовал. Отдавать не хотел.

Появились и стопки.

Причем седовласый старик не моргнул и глазом, на его лице не разгладились похожие на борозды пахотного поля складки, а пренебрежительно-недовольное выражение лишь самую чуточку потеплело. Будто слежавшийся прочный наст, поймавший первый луч весеннего солнца. Еще не зазвенела капель, не набухли на покрытых пушистым снегом ветвях почки и не вернулись с зимовки перелетные птицы, но благотворное дыхание жизни уже нежно покалывало раскрасневшийся на морозе нос.

Или это все лишь показалось маркизу, разливавшему по хрустальным емкостям выбивающий слезу ядреный самогон.

Молча выпили. Молча закусили. Выпили снова.