– Разумеется, нет! – возмущается мама. – Мы должны всё выяснить и, конечно, попытаться как-то повлиять, если это действительно какие-то эксперименты. Ведь так нельзя! Нельзя вмешиваться в природу людей, это против Бога!
Серый точно знает – это не просто эксперименты, а направленное изменение. Но делиться с мамой подобным… У нее и так очень подозрительно горят глаза, как-то нехорошо. Серый избегает слова «безумно», но оно само приходит в голову.
– И как же мы повлияем? Близнецы не одни, у них есть семья, у этой семьи полно ресурсов, и им нужны люди. Люди, понятно, нужны для возрождения человечества. В принципе, мы в этом тоже заинтересованы. Смысл трепыхаться? – Серый садится, зевает и нарочито медленно потягивается.
Мама отсаживается и поджимает губы.
– Глупый ты, Сережа, не понимаешь главного, – разочарованно вздыхает она.
– Мам, они ничего плохого не делают… – Серый вспоминает Михася и Василька, и его невольно передергивает.
Рациональная часть мозга шепчет, что семена – это всего лишь семена. Юфим может верить во что угодно и проводить какие угодно ритуалы. Но другая часть, та, где сосредоточена интуиция и вера в чудеса, настаивает на своем. Что Василек и Михась легли в карман Юфима, а потом расцветут симпатичными цветами в его саду. Это действительно знание, просто знание, не обусловленное почти ничем. И в целом всё воспринимается так, словно превращать людей в семена, а потом выращивать из них цветы – это нечто будничное и обыденное. Рациональная часть мозга подсказывает, что это неправильно – чувствовать себя так. Должен быть страх, стремление убежать, но Серый упорно ничего не чувствует. Даже шок – и того уже нет.
– Они же сатанисты, Сережа! – с надрывом восклицает мама и всплескивает руками. – Ну ты что? Проведение обряда ночью, в разрушенной церкви, заставленный едой жертвенник… Сатанизм, чистой воды сатанизм! Да еще с такой властью и ресурсами! Это даже страшнее, чем секта Последних дней. Сатанисты практикуют человеческие жертвоприношения! И Василька с Михасем, скорее всего, они и убили, а тела закопали где-нибудь или хуже – использовали в своих ритуалах. Они не хотят воссоздать человечество, они хотят привести людей к своему господину! Мы должны с этим что-то сделать. Ведь наше появление здесь неслучайно. Последние дни – это время испытаний. Бог испытывает своих детей, нас, понимаешь? Что мы выберем: поддадимся ли соблазнам или же устоим и разрушим царство Сатаны!
В этот момент Серый понимает, что хоть логика – не самая сильная сторона мамы, но вот интуиция у нее работает блестяще. Это все очень близко к истине, он чувствует всем своим существом. Близко, да… Но все же не то. Надо смотреть не туда.
Серого так и подмывает рассказать маме о своих метаморфозах, об изменившейся природе Вадика, о Тимуре… Да, и напомнить о том, что желания хозяева исполняют и нематериальные. Но стоит только посмотреть в ее глаза, как становится страшно. Правда убедит в догадках и окончательно сведет ее с ума.
– Мам, ночные богослужения на кладбище, конечно, безумно напоминают сатанизм, но Юфим проводит их не только ночью! И вообще, в православии таких богослужений полно – взять хоть Рождество! – говорит Серый и спускает ноги на пол, тянется к стулу, на котором висят спортивные штаны. – А Михася и Василька мы еще в деревне не искали! Вот сто процентов, они там.
– Сереженька, – мама подает ему штаны и вздыхает, отступая. – Ты только больше ничего не желай, хорошо? Надо устоять перед искушением, и тогда нам откроются врата в рай!
– Хорошо, мам, – легко соглашается Серый и наклоняет голову, прячась за челкой.
Мама не должна увидеть усмешку, скривившую губы против воли. Не должна понять, что уже поздно.
Он долго плещется в ванной, приводит себя в порядок, проводит ладонью по лицу и кладет бритву обратно на подставку. Ртутно-серебристые глаза его отражения озабоченно смотрят из зеркала. Серый стирает с поверхности капли пара и воды, моргает, оттягивает веки, но радужки так и остаются не по-человечески яркими. Серый сушит волосы. Те остаются обычными. А вот кровь из порезанного пальца выступает лениво, неохотно, тут же подергиваясь корочкой, но она пока что красная. Серый немного расслабляется и идет вниз. Изменения происходят медленно, постепенно. И надежда, что маму получится подготовить к ним, еще есть.
А внизу в гостиной, укутанная в легкое одеяло, спит Верочка. Рядом с ней уже стоит пахнущая свежей стружкой колыбель, которую качает Олеся. Внутри колыбели лежит ворох белых пеленок. Подойдя ближе, Серый различает в свертках крохотные красные сморщенные мордочки, даже близко не напоминающие очаровательные личики младенцев со старых рекламных плакатов.
– Они что, уродины? – в тихом ужасе шепчет Серый и тут же получает смачный подзатыльник от Олеси.
– Сам ты урод! Нормальные они! – не хуже разозленной кошки шипит она.
– Тогда что с ними? Они же… страшные!
– Семь месяцев им, вот что! Подрастут, краснота сойдет, лица выправятся, тогда будут симпатяшками. Всё, иди отсюда!
Подгоняемый тычками и шлепками, Серый отступает в сторону кухни.