Ненасытные

– Отставить! – багровея, прорычал полковник. – Первый, кто отключит эфир, будет немедленно помещен в камеру с уголовниками!

У него оставалось несколько минут, заговорил быстрее, ведь он должен был вывалить все, что загрузилось в память и доставляло мозгу неудобство. Только избавившись от этого груза, он мог почувствовать себя легче. Он говорил о многомиллионных взятках и откупных, практикуемых в областном и городском управлениях. О пытках, ставших нормой работы. О произволе полиции на городских улицах. О том, что слово «бандит» звучит для граждан вполне прилично, вроде слов «инженер» или «врач», а вот слово «полиция» – это форменные шок и трепет. О преступлениях, в которых погрязли его коллеги. О полной и безоговорочной подотчетности областного парламента областной исполнительной власти в лице вице-губернатора господина Быкасова. О любимом занятии интеллигентного и воспитанного руководителя областной полиции Роговца – заказывать проституток, а потом их пытать и калечить…

Это безобразие, по счастью, прервали – нашелся кто-то смелый, отключил аппаратуру. Но сказанное слово не воробей… В мозгу у Георгия Николаевича что-то со щелчком переключилось. Наступила гробовая тишина. Люди зачарованно смотрели, как по лицу приглашенного гостя растекается бледность, которой позавидовал бы и призрак шотландского замка. Бестолковым Георгий Николаевич не был – все понял и прочувствовал. Живой мертвец поднимался с кресла, спускался с возвышения на негнущихся ногах. Он шел мимо съемочной аппаратуры, мимо осветительных приборов, мимо изумленных и напуганных людей, ощутивших посвященность во что-то тайное и сакральное. Филин вышел из зала, спустился на лифте в вестибюль. Люди смотрели на него с затаенным страхом. Развалилась установка, и упругий, озабоченный задачей человек превратился в никого. Он вышел на улицу, добрел с опущенной головой до тротуара, вяло махнул рукой. Где-то оставил фуражку, да и черт с ней. Остановилась машина с шашечками. Он назвал адрес городского управления. И, естественно, не заметил, как с парковки телецентра отъехал черный джип и пристроился таксисту в хвост.

От телецентра до места работы было два квартала. Он вышел, весь контуженный, безжизненный, поволокся к крыльцу. Деньги не отдал, а таксист побоялся требовать оплату – лучше не связываться с «мертвецами» в полицейской форме. Перевел рычаг и поспешил убраться, пока цел. В управлении еще были люди. Подскочил дежурный, собрался что-то доложить, но Георгий Николаевич вяло отмахнулся, мол, исчезни. Он поволокся в кабинет, расположенный в глубине первого этажа. Прикрыл дверь, включил приглушенное освещение. Со стоном развалился в массивном кресле, давая отдых натруженным ногам. В кабинете было тихо, уютно, сюда не проникали посторонние шумы и неприятности. Почему он не поехал домой? Никто не мог ответить…

Несколько минут он сидел с закрытыми глазами, собираясь с остатками мыслей. Потом открыл глаза и обнаружил, что неприятности проникают и сюда. Бесшумно отворилась дверь, и на пороге возникла кряжистая фигура начальника областной полиции Роговца Владимира Петровича. Тот делал вид, что стесняется. Он был сегодня в штатском. Исподлобья обозрел тяжелые книжные шкафы, внушительный стол из ценной древесной породы, портреты президента и министра внутренних дел в строгих рамочках. Остановился глазами на хозяине кабинета. Тот смотрел на него из кресла со жгучей тоской. Владимир Петрович вздохнул, укоризненно качнул головой и приблизился мягкой походкой. Он придвинул стул и сел напротив, стал разглядывать визави с нескрываемой жалостью. У Владимира Петровича была нормальная, невызывающая внешность. Ничего брутального, лицо без остроконечных выпуклостей, мягкие волосы, зачесанные назад. Но в глубоких глазах поблескивали кубики льда.

– Георгий, в чем дело? – спросил он почти шепотом. – Ты зачем это сделал? Мы чувствовали, что это может плохо кончиться, выслали людей, чтобы они остановили эфир, но ты уже такого натворил…

– Послушай, Владимир, ты же не думаешь, что я это сделал по собственной воле? – захрипел Филин, откидывая голову. – Меня заставили… Ума не приложу, как они это сделали… Затмение нашло, внушили, забрались в мозг, я не знаю…

– Повествуй, Георгий, повествуй, – вкрадчиво говорил Роговец. – Все, что помнишь, все, что думаешь по этому поводу. Я не враг, прошу поверить. Да, собачимся по каждому поводу, но опасность – одна на всех, согласись? Расскажи, и мы придумаем, как минимизировать потери и выбраться из этого дерьма.