Ненавидь меня

Но больше всего мне нравились ее волосы.

Длинные, шелковистые рыжие локоны, которые мягкими волнами спадали по спине.

Мама рассказывала, что в детстве над ней смеялись из-за ее рыжих волос, но я никогда не понимал почему.

Это делало ее другой… особенной.

Она выглядела как принцесса из сказки…

Но наша жизнь была очень далека от нее.

Я вздрогнул, когда она опустилась на колени и провела ладонью по моей щеке.

— Мне жаль.

Она всегда сожалела. Но одного сожаления было недостаточно.

Не тогда, когда одно и то же повторялось снова и снова… как будто постоянно проигрывалась одна из худших песен, которую ты когда-либо слышал.

— Закрой глаза, — прошептала она, но я покачал головой.

Вот в чем особенность постоянной боли…

Она мешает доверять. Не только другим, но и себе.

— Пожалуйста.

Я знал, что лучше не отказывать, поэтому согласился.

— У меня для тебя подарок.

Я не был удивлен.

Подарки всегда приходили после боли… как радуга после грозы.

Только грозы становились слишком сильными и повторялись слишком часто.

И укрыться было негде.

— Протяни руки.

Когда это сделал, то почувствовал на коже что-то сухое и чешуйчатое.

Открыл глаза и увидел ящерицу с синим брюшком, и меня охватило смятение.

Видел ее раньше, когда мама брала меня на прогулку. Я просил и умолял оставить ее, но она сказала, что мы не можем.

У отца было строгое правило не заводить домашних животных. Мама говорила, что это из-за того, что у него аллергия на собак и кошек, а птицы и рептилии ему просто не нравились.

— Я купила небольшой аквариум в зоомагазине на соседней улице, в котором мы можем его держать. Если только ты пообещаешь кормить его и ухаживать за ним.

Я кивнул так энергично, что удивительно, как у меня не оторвалась голова.

— Обещаю.

Провел пальцем по ее спинке, но потом остановился: — А как же папа?

Она одарила меня одной из своих великолепных улыбок: — Ну, нам придется держать это в секрете от него. Думаешь, у тебя получится?

Снова кивнул. Я так привык хранить секреты, что это стало второй натурой.

— Как ты хочешь ее назвать?

Я пожал плечами. Раньше мне никогда не разрешали заводить домашних животных, поэтому я не задумывался об этом.

— Она зеленая, — заметил я, — и чешуйчатая, — рассмеялся, когда она высунула длинный язык, — и довольно симпатичная. — Кермит, — объявил я, потому что она была зеленой как лягушка из моего любимого телешоу.

Конечно, это не лягушка, но достаточно похожа на нее.

Мама похлопала пальцем по ее крошечной головке.

— Это Кермит.

Я неловко сдвинулся с места, пытаясь собраться с духом, чтобы спросить: — Мама?

Ее голубые глаза смягчились: — Да?

Мне нужно было знать, почему.

Почему это было так больно?

Почему она позволила этому случиться?

Почему я это заслужил?

Звук открывающейся входной двери наверху заставил меня подпрыгнуть, и я попятился.

— Ничего.

Она побежала вверх по лестнице, а я отправился на поиски безопасного места для Кермита.

Жаль, что я так и не смог найти его для себя.

— Мам, — зовет низкий голос, разбудив меня.

Открываю глаза и смотрю на незнакомый потолок. Внезапно до меня доходит, что я не в своей спальне.

И я не одна.

Мозг пульсирует в черепе как молоток, бьющий по стене.

Оглядываюсь по сторонам и вздрагиваю, понимая, что нахожусь в подвале.

Что за…

Ужас пробирает до костей, когда замечаю, что лежу в постели Нокса.

Несмотря на адскую мигрень и изнуряющую усталость, поднимаюсь с матраса.

— Что, черт возьми, происходит?

Шок приковывает меня к месту, когда опускаю взгляд и вижу, что на мне нет ничего, кроме черной футболки.

Пахнущей им.

— Заткнись, мать твою, — хрипловатый голос Нокса доносится из-под одеяла.

Он что, блядь, серьезно?

Подойдя к кровати, вырываю подушку, на которой он спит, и бью его.

— Почему я в твоей спальне, мудак?

Он раздраженно шипит, переворачиваясь на спину, и если бы взгляды могли убивать, у меня бы уже не было пульса.

— Потому что я тебя здесь уложил.

С этими словами он выхватывает подушку из моих рук и переворачивается обратно, как будто в этом нет ничего особенного.

Куда он меня уложил? Что, черт возьми, это значит?

Тычу пальцем в его голую спину: — Нокс.

— Уходи, — огрызается он.

Тычу сильнее: — Мне нужны ответы.

Он бьет кулаком по матрасу: — А мне нужно поспать.

Закатив глаза, бросаю взгляд на будильник на тумбочке.

— Нет, не нужно. Уже два…

Вот дерьмо. Два часа дня.

Я никогда не просыпаюсь так поздно.

Снова отбираю подушку.

— Черт возьми, — рычит он, садясь. — Какого хрена ты сегодня такая раздражительная?

— Ну, не знаю, — начинаю я, — может, потому что проснулась в твоей постели, в твоей футболке и совершенно не представляю, как здесь оказалась.

Раздраженно вздохнув, он берет сигарету на тумбочке и подносит ко рту.

— Ты серьезно ничего не помнишь о прошлой ночи?

Обхватив себя руками, качаю головой: — Нет. То есть я знаю, что ходила на вечеринку с Трейси и Стейси, но после этого…

— После что? — спрашивает он, поднося зажигалку к сигарете.

— Все как-то расплывается, а потом просто исчезает.