Она не держала зла на Тронова и радовалась тому, что участники вернулись домой. Ланфен бы хотела лично поздравить их, однако ей сейчас было не до этого. В ее жизни появилось более важное дело, вопросы, на которые она хотела получить ответы.
Максим Белых был мертв. Это ее нисколько не волновало. Она даже не была знакома с этим человеком.
Его тело нашли на чердаке фермы. Кто-то задушил его, а потом спрятал внутри крыши, между внешним и внутренним слоями досок, где раньше было утепление. При холоде, стоявшем на улице, замедлилось разложение, да и изоляция сыграла свою роль: внешнюю часть тайника заколотили, не давая запаху распространяться. Так что очевидных указаний на то, что там хранится тело, не было и не появилось бы до весны.
Между тем Белых был убит давно, почти месяц назад. Тот, кто участвовал в проекте под его именем, прошел электронный тест, еще когда фермер был жив. Возможно, настоящий Белых ни о чем не подозревал. Когда же стали известны результаты и Тронов пригласил его на собеседование, самозванец избавился от фермера.
Однако большой жалости судьба Белых не вызывала. Следствию уже было известно, что именно он убивал женщин в подвале, и не один год. Психологический портрет, составленный на основе его жилья и описаний соседей, был верен: наглый, неряшливый, не слишком умный и агрессивный. Он грамотно заметал следы своих преступлений, его успех объяснялся выбором жертв: он заманивал к себе придорожных проституток, которых никто не станет искать. Рано или поздно он бы попался, но жизнь подготовила для него совсем иной вид правосудия.
Гораздо больше Ланфен волновал тот, кто пришел к ним на проект; он был другим. На людях он неплохо изображал Белых, неуклюжего и замкнутого. Но с ней наедине он был собой, в это она хотела верить. И те вещи, которые он рассказывал ей о своем прошлом, не совпадали с историей Белых. Конечно, высока вероятность, что он просто врал. Однако Ланфен не покидало ощущение, что он открылся ей больше, чем можно было представить.
Полиция долго не хотела ничего сообщать ей. Но Ланфен использовала связи, настояла, и вот сегодня ее ожидала встреча со следователем. Поэтому теперь она ждала, наблюдая, как сонные люди идут куда-то в поздний зимний рассвет.
Ее отвлек щелчок замка: следователь выглянул в коридор и понуро уставился на нее.
– Это вы Лю Ланфен?
– А разве не очевидно? – улыбнулась китаянка.
– Заходите.
Она прошла в тесный, захламленный кабинет. Несмотря на то что мир привык полагаться на компьютеры, здесь хватало бумаг – они громоздились стопками. В воздухе пахло канцелярской пылью и дешевым кофе.
Следователь плюхнулся на расшатанное компьютерное кресло; Ланфен присела на стул для посетителей. Рабочая часть Т-образного стола была завалена документами, но за гостевой еще можно было говорить.
Они с этим следователем не встречались, показания она давала другому полицейскому. Этот был раздражен ее визитом и всем своим видом показывал, что его вынудили говорить с ней.
– Зачем вам это нужно? – поинтересовался он. – Вы ведь понимаете, что ваша близость с ним – это уже подозрительно?
Он хотел задеть ее, заставить уйти. Ланфен не собиралась попадаться на такие примитивные трюки.
– Я была убеждена, что знаю, с кем имею дело. Вы правильно сказали, я сблизилась с ним. Именно поэтому я хочу знать, кто он такой.
– Не вы одна! Но тут я вам не помогу.
– А вы постарайтесь.
– Мы и сами не знаем, кто он, – пояснил следователь. – Нет подозреваемых, реальных имен нет! У нас даже нет четкого понимания его преступлений. Мы просто объединили серию убийств, имеющих общие черты, и предполагаем, что это он был. На данном этапе дело тупиковое. Я вообще об этом говорить не стал бы, но у вас друзья настойчивые обнаружились, так что… Нате, смотрите!
Он протянул ей большую папку с фотографиями и текстами.
– Это не официальный документ, это я для себя сделал, – добавил полицейский. – Так проще. У меня есть все дела в нормальном оформления, а так… Просто надеюсь выделить что-то еще.
– Значит, имен у вас нет?
– Нет. Знаете, как мы его между собой зовем? Гробовщик. Не наша идея, понятно, журналюги так прозвали на паре убийств. Не могу сказать, что мне это нравится, но как-то же его обозначать надо! И вот что я вам скажу… Если это все действительно сделал он, то этот сукин сын орудует больше двадцати лет.
Первая общая черта в преступлениях была очевидна: все жертвы сами были преступниками.