— Нет, конечно нет. Я уверена, что завтра мне станет лучше, а затем мне нужно будет поработать над своим дизайном. — Мой дизайн, стон. У меня все еще ничего нет.
— Обещаешь позвонить, если передумаешь?
— Я обещаю.
Когда мы вешаем трубку, я заползаю обратно в кровать. Копия «Доводов рассудка» лежит на моей подушке. Я открываю его с того места, на котором остановился Гэвин, и кладу обертку от таблеток от кашля в качестве закладки. Страница пятьдесят пятая. Новый рекорд.
Разглаживаю обертку пальцем. Легкий стук в дверь сопровождается голосом Гэвина. — Вайолет?
— Ага. — Я встаю и открываю дверь. — Я думала, ты ушел.
— Я это сделал или начал.
— Хорошо. — Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на кровать и тумбочку. — Ты что-то забыл?
— Просто это. — Его правая рука тянется и ласкает мое бедро, затем он, кажется, передумывает и отводит ее назад. Другой рукой он потирает ладонь. — Ты мне нравишься, Вайолет. Ты мне всегда нравилась.
Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но не могу найти слов.
— Могу ли я вернуться завтра? Если хочешь, мы можем посмотреть шесть часов «Дарси и Элизабет», или я прочитаю еще «Доводы рассудка». Я хочу проводить с тобой больше времени.
Моё сердце колотится в груди. — Я очень ценю все, что ты сделал вчера вечером и сегодня. Особенно учитывая то, что произошло между нами в прошлом, но я не думаю, что это хорошая идея.
— Почему нет? Назови это постоянным перемирием. Посмотри, как хорошо мы сегодня поладили.
— Это был один день.
— Тогда мы будем принимать это по одному дню за раз.
— Я не могу. Мне жаль.
— Почему нет?
Я склоняю голову набок. Он знает почему.
— Я облажался. Я знаю, что сделал это, и не ищу никаких оправданий. Мне жаль. “Так” чертовски жаль. Я отказался от любого шанса на то, что мы поработаем дальше того, что я сделал, но за последние двадцать четыре часа я снова почувствовал связь с тобой. Ты не можешь говорить мне, что не чувствуешь этого. — Он показывает между нами.
— Прошлой ночью я застала тебя целующимся с какой-то другой девушкой. Это нормально. Ты можешь общаться с кем захочешь, но я не из тех людей, которые могут притворяться, что мы просто двое друзей, тусующихся на весенних каникулах. Ты видел меня голой. Ты разбил мне сердце. Это сложно… — Я замолкаю, понимая, что говорю бессвязно. Я делаю глубокий вдох. — Кроме того, мне нужно поработать над своим дизайном, и… я просто не могу.
— Все в порядке. — Его голос мягкий и низкий. — Да, окей. — Он шаркает ногами. — Если ты передумаешь или тебе что-нибудь понадобится, ты знаешь, где меня найти. Что тебе нужно. В любой момент. Я там.
— Спасибо. — Я тру край шорт между большим и указательным пальцами. Почему-то кажется, что это снова конец.
Он делает два шага назад, грустно улыбается мне и исчезает в коридоре.
14
ГЭВИН
Мы уехали во вторник вечером в Вегас. Турнир длился три дня и проходил на выбывание в один раунд. Еще одно последнее испытание перед началом национального турнира, и мы доминируем в нем, забирая домой чемпионство турнира.
Сразу после игры меня потянули на интервью на камеру.
— Поздравляю, — говорит репортер Боб. Он старожил, долгое время занимается этим бизнесом, освещая как мужские, так и женские студенческие баскетбольные матчи. — Это второй чемпионат турнира для семьи Леонард, когда твоя мама и Хаски выиграли свой титул на турнире на прошлой неделе. Каково это?
— Это прекрасно, — говорю я, все еще переводя дыхание. — Наша команда усердно работала, и это принесло свои плоды.
— Твои родители здесь сегодня вечером?
— Они смотрят дома. — Я улыбаюсь поярче и машу в камеру. Я знаю, что по крайней мере один из них действительно это видит.
Боб наклоняется ближе, чтобы перекричать толпу. — Двадцать одно очко сегодня и четыре передачи. Ты выглядел там сильным. Твоё выступление сегодня напомнило последнюю игру твоего отца перед тем, как он стал профессионалом, где он также набрал двадцать одно очко и четыре передачи.
Он делает паузу, как будто ожидает от меня какой-то реакции, но я не уверен, какой — счастья от сравнения с отцом или, может быть, уважения к человеку, который, по мнению Боба, ответственен за мой талант игрока. Когда я не отвечаю, Боб продолжает: — Как ты думаешь, что скажет твой отец, когда ты с ним поговоришь?
Я всегда ожидаю подобных вопросов, но, похоже, на них не становится легче ответить. Правда в том, что мой отец очень мало говорит о мяче. С тех пор, как я сказал ему, что не заинтересован в профессиональной игре, он перестал притворяться, что меня это волнует. Что меня устраивает, но любящий папа, который поддерживает сына несмотря ни на что, — это лучшая оптика. Но я знаю, что скажет моя мама, поэтому даю ему это. — Он поздравит, но скажет не расслабляться, потому что настоящая работа только-только начнется.
— Спасибо за уделенное время, Гэвин. Удачи тебе.