Ненависть

Вездѣ былъ злобный ликъ революцiи и далеко не безкровный. Со всѣхъ угловъ главныхъ улицъ неслось:

«- Вставай проклятьемъ заклеймленный
Весь мiръ голодныхъ и рабовъ…
Кипитъ нашъ разумъ возмущенный
И въ смертный бой вести готовъ…

Интернацiоналъ владѣлъ толпою, а толпа владѣла Россiей. Голодные и рабы грязной пятой наступали на горло всѣмъ, кто еще оставался сытымъ. Шелъ штурмъ церкви и семьи.

«-Весь мiръ насилья мы разроемъ
До основанья, а затѣмъ,
Мы нашъ, мы новый мiръ построимъ: —
Кто былъ ничѣмъ — тотъ станетъ всѣмъ…

Бывшiе «ничѣмъ» люди торопились занять мѣста, принадлежавшiя людямъ стараго мiра. Пролетарiатъ штурмомъ шелъ на буржуазiю.

Это скоро на себѣ почувствовалъ Матвѣй Трофимовичъ.

XVI

Матвѣй Трофимовичъ былъ вызванъ въ гимназiю на общее собранiе. Повѣстка была подписана: — «Революцiонный комитетъ Н-ской гимназiи». Онъ пришелъ съ опозданiемъ.

Если-бы то, что онъ увидѣлъ въ актовомъ залѣ ему приснилось — онъ почелъ-бы тотъ сонъ за кошмарный… Если-бы увидалъ онъ это на сценѣ — онъ сказалъ-бы — что это издѣвательство надъ школой, надъ наукой, ученiемъ, учителями и воспитателями.

Въ большомъ залѣ, гдѣ всегда было какъ-то парадно и подтянуто, гдѣ висѣли въ золотыхъ богатыхъ рамахъ портреты Государей и фотографiи попечителей учебнаго округа и директоровъ гимназiи, гдѣ ярко, до прозрачности, былъ натертъ красивый паркетъ, въ которомъ, какъ въ дымной рѣкѣ отражались стоявшiе вдоль стѣнъ новенькiе буковые стулья — было грязно, неуютно и заброшенно… Портреты и фотографiи были сняты, и ихъ мѣста обозначались пятнами выцвѣтшихъ обоевъ то овальными, то длинными, прямоугольными. Мутныя, съ самой революцiи не протиравшiяся стекла оконъ пропускали скупой, печальный свѣтъ. Паркеть былъ заплеванъ и засоренъ… Залъ былъ уставленъ длинными рядами стульевъ и скамеекъ, принесенныхъ изъ классовъ, и на нихъ сидѣли люди, совсѣмъ не подходящiе для гимназiи, для ея параднаго актоваго зала. Точно улица ворвалась въ гимназiю.

На невысокой эстрадѣ, подъ пустымъ пьедесталомъ, гдѣ раньше стоялъ мраморный бюстъ Императора Александра I, основателя гимназiи и гдѣ теперь безпорядочно были навалены шапки, гимназическiя фуражки, рабочiя каскетки, увѣнчанныя помятой дамской шляпкой съ сорочьимъ перомъ — стоялъ длинный столъ, накрытый алымъ сукномъ. За столомъ уже засѣдалъ, вѣроятно, президiумъ собранiя. Матвѣй Трофимовичъ увидалъ въ центрѣ, на предсѣдательскомъ мѣстѣ сторожа Антипа, малограмотнаго, грубаго и тупого мужика съ широкимъ лицомъ и клочьями неопрятной рыжеватой бороды. По правую его сторону сидѣлъ гимназистъ седьмого класса Майдановъ, высокiй, нескладный юноша съ нездоровой кожей лица въ прыщахъ и угряхъ, тотъ самый Майдановъ, объ исключенiи котораго на педагогическомъ комитетѣ говорилъ недавно Матвѣй Трофимовичъ. Передъ Майдановымъ совсѣмъ непонятно почему и такъ не кстати для гимназическаго собранiя лежалъ на столѣ громадный военный револьверъ. По лѣвую руку Майданова сѣлъ недавно поступившiй въ гимназiю, уже послѣ революцiи, учитель словесности Засѣкинъ, ярый сторонникъ новаго строя. У него было бритое, актерское, полное лицо, на которомъ блистало масло удовольствiя. Дальше сидѣли какiе-то жидки, никакого отношенiя къ гимназiи не имѣющiе, какiя то дамы, одна была даже въ платочкѣ, какъ горничная, старая дама съ сѣдыми растрепанными волосами, вѣроятно это ея-то шляпка съ сорочьимъ перомъ и торчала на подстановкѣ оть Императорскаго бюста. Была еще барышня, пухленькая, миловидная въ красной блузкѣ, непрерывно прыскавшая самымъ неудержимымъ смѣхомъ. Съ самаго края какъ-то робко и неувѣренно примостился директоръ гимназiи Ландышевъ, тайный совѣтникъ съ двумя звѣздами, гроза гимназистовъ и учителей. Онъ былъ въ потертомъ пиджакѣ, точно съ чужого плеча и его лицо было такъ красно, что Матвѣй Трофимовичъ опасался, что его хватитъ ударъ. Въ самомъ залѣ среди преподавателей, гимназистовъ, знакомыхъ Матвѣю Трофимовичу членовъ родительскаго комитета сидѣли почему-то какiе то солдаты, матросы и мастеровые.

Все было необычно, странно и какъ-бы не похоже на дѣйствительность.

Инспекторъ Пухтинскiй поманилъ рукою Матвѣя Трофимовича и показалъ ему на свободный подлѣ него стулъ. Едва Матвѣй Трофимовичъ сѣлъ, какъ услышалъ, какъ его имя было громко и рѣзко произнесено на эстрадѣ. Къ своему крайнему удивленiю Матвѣй Трофимовичъ узналъ въ говорившемъ, скорѣе кричавшемъ на него — гимназиста Майданова.

— Товарищъ Жильцовъ, — оралъ Майдановъ, — потрудитесь не опаздывать. Являясь на общiя собранiя вы исполняете первѣйшую обязанность гражданина.