Ненависть

— Прошу извинить… Теперь — к вопросу о кадрах! Надеюсь, что тут некоторым членам бюро не все известно,— продолжал Тургаев.— Месяца два тому назад некоторые из руководящих работников района немало паниковали: «Ай, с кадрами зарез! Ах, ах, трактористов из-за границы придется выписывать! Ой-бой, ой-пур мой!» И так далее… А сегодня я могу доложить членам бюро, что в совхозе у нас налицо уже семьдесят пять трактористов. С неба они свалились к нам или мы их в самом деле из Америки выписали?

— Что это за кадры? Доложи,— строго сказал Чукреев.

— Докладываю. В основном наш народ.

— Что значит наш? — перебил его член бюро, заведующий районным земельным отделом Макар Шмурыгин.

— Наш. Степной. Коренной. Одни из них вчера байские табуны пасли. Другие у кулаков батрачили. У таких, как Лука Бобров или Епифан Окатов.

— Скороспелые кадры! — заметил с ехидной улыбочкой Шмурыгин.

И хотя Тургаев не слышал ехидной реплики заврайзо, однако получилось так, будто он ответил на его замечание, когда сказал:

— Это же не секрет, что некоторые из руководящих работников района походя твердили, да, возможно, и сейчас твердят,— заметил как бы в скобках, покосившись на Шмурыгина, Тургаев,— что из бывших кочевников рабочих ведущих профессий в совхозе не сделаешь. Это же, дескать, еще в конце концов дикари, которые в силу культурной отсталости, патриархально-бытовых и религиозных предрассудков не смогут освоить сложной импортной техники — разных там «фордзо-нов» и «катер-пиллеров». С арканом, говорили они, за такими кадрами придется в степи охотиться. Но, как видите, дело обошлось без арканов. Из семидесяти трак-

тористов первого выпуска — тридцать четыре казаха.

Эти ребята сумели взнуздать стальных коней, и наездники — слово даю — из них будут неплохие!

— Опять ты митингуешь, парторг. Закругляйся. Поближе к делу,— требовательно постучал карандашом по столу секретарь райкома.

— Вот именно. Крутишь вокруг да около, как конь на одном копыте. А по существу — ни слова. Ты лучше давай о землеустройстве совхоза членам бюро доложи,— сказал следователь Голун, рыхлый человек с сонными, неопределенного цвета глазами.

— По-моему, парторгу следовало бы о партийно-массовой работе здесь говорить, а не о тракторах и землемерах,— заметил председатель райисполкома Арефий Старцев.

— Тихо, тихо, товарищи. Я никому пока слова, кроме Тургаева, не давал. Продолжай, Тургаев. Да покороче,— кинул Чукреев умолкнувшему было парторгу.

— Ну ладно, жерайды,— сказать по-казахски. Закругляюсь,— живо кивнул бритой головой парторг.— Всего два слова о землеустройстве. Землеустроительные работы в зерносовхозе в основном закончены. Но это только по форме. А по существу тут полный тарарам. Темный лес. Крутые горы. Как известно, совхозу отведено около ста тысяч гектаров земли из специальных государственных фондов. Нам предстоит на будущий год посеять сорок тысяч га по поднятой целине. Понятное дело, что все земельные участки должны быть сосредоточены в одном месте. Во всяком случае, не далее чем в двадцати — тридцати километрах от будущей нашей центральной усадьбы. А что у нас получается? Под третье отделение зерносовхоза прирезан, например, земельный массив по ту сторону озера Май-Балык. Это — в семидесяти пяти километрах от центральной усадьбы, за полтораста верст от железной дороги. И потом, дело поехало дальше. Ни с того ни с сего нам почему-то прирезали весь земельный надел хутора Белоградовского. Плюс — часть земельных угодий хутора Арлагуля. Это уж совсем не тот номер. Ведь к югу от центральной усадьбы на сотни километров тянутся вековые целинные земли. Их там невпроворот. При чем же тут, спрашивается, хутора?

— Ты погоди, погоди. Вопрос о переселении хутора давно решен в высших правительственных инстанциях, в крае. На это отпущены соответствующие ассигнования.

О чем же еще разговор? — нетерпеливо перебил Тургаева Чукреев.

— Его еще не поздно перерешить,— заметил с места Азаров.

— Совершенно верно,— живо откликнулся на замечание Азарова Тургаев.— Очень не поздно. Легче этот грех исправить сейчас, чем потом всем аюром за него каяться.

— Вы что же, против переселения? — спросил, нахмурив брови, Чукреев.

— Да, мы считаем, что это ненужная затея,— ответил парторг.

— Кто это — вы? — с вызовом спросил Чукреев.

— Мы — руководство зерносовхоза. Его треугольник. То есть — дирекция, партком, рабочком,

— Стало быть, вы не признаете решения вышестоящих партийных и директивных организаций центра? — стал наседать на парторга Чукреев.

— Нет, мы просто считаем своим долгом исправить допущенную кем-то ошибку,— сказал парторг.

— Иначе говоря, вы с Азаровым и плюс рабочком Канахин за ревизию партийных решений? — спросил, щурясь на парторга, секретарь райкома, и тонкие вялые губы его тронуло подобие не очень доброй усмешки.

— При чем тут ревизия? Повторяю, мы — за исправление грубой ошибки. У нас достаточно целинных земель и без полуосвоенных уже наделов хуторов Бело-градовского или Арлагуля.