Ненависть

Стрелок наскреб горсть принесенной ветром земли, медленно высыпал в карьер и покинул братскую могилу под открытым небом. Руди чуть задержался. В висках гулко пульсировала кровь. Можно отрицать, можно не верить, можно смеяться, но вот она, правда и что теперь делать? Кому нужна эта правда, когда двадцать лет прожил в сладком море умиротворяющей, дарующей спокойствие лжи? Будь проклят тот день, когда мусорщик покинул милый, немецкий городишко, лелея в башке кажущиеся теперь нелепыми планы, и по горло провалился в самое отборное в мире дерьмо. Теперь попробуй, плыви. Как та лягушка из сказки, рассказанной приютской поломойкой. Дерзай, сбивай из дерьма маслице.

Лес снова сгустился, путь пошел под легкий уклон. Время к полудню, солнце начало припекать. Хотелось сбросить мокрую, тяжелую снарягу, и погрузиться с головой в прохладную воду. На разлапистой елке уместилась целая семейка полосатых бурундуков, встречая незваных гостей яростным стрекотом. Самый толстый, широко зевнул и принялся потешно чесать задней лапой за ушком, выгибаясь заправской гимнасткой. Стрелок присел и поднял левую руку, сжатую в кулак. Руди сначала не въехал, потом вспомнил про условные знаки, и схоронился за куст. Чуть правее залег эсэсовец. Зульфат полностью растворился в подлеске. Вроде только что был и пропал. За такое в благословенное средневековье на костре жгли.

 Стрелок указал направление и приник к прицелу винтовки. Руди присмотрелся и сдавленно охнул, метрах в ста по направлению движения, на полянке, виднелись развалины бревенчатых изб, а возле одной стоял человек. Правая рука поднята в приветственном жесте. Неужели заметил? Первая живая душа, абориген Мертвых земель. Сейчас будем менять соболиные шкуры на огненную воду, или бежать, спасая шкуры свои.

– Шайзе, – выругался Клаус, успевший достать новенький, явно дорогущий бинокль. – Там Тиль!

Пропавший ночью наемник? – удивился про себя Руди. Денек сегодня определенно веселый. Какого черта этот придурок там делает? Вольф сейчас его лично прикончит.

– Эй, рядовой! – заорал Клаус.

– Тихо лейтенант, – поморщился, словно от зубной боли Стрелок. – Не нужно шуметь.

– Язык придержи, выродок! – огрызнулся эсэсовец, но предпочел заткнуться.

Что-то здесь было не так. Беглец застыл, расслабленно привалившись спиной к кособокой стене. Даже руку не опускал.

– Будем сидеть? – съязвил Клаус.

– Сходи посмотри, – предложил Стрелок, не сводя глаз с неподвижной фигуры.

– И пойду, – фыркнул эсэсовец, но никуда не пошел. Связался с группой, и вкратце описал ситуацию.

Потекли медленные, как слюни идиота минуты. Тиль обратился в статую, солнышко пригревало, птички пели. Стрелок мягко поднялся и двинулся по кругу, огибая загадочную поляну, прикрываясь кустарником, и держа развалины на виду. Даже Клаус притих. Зуля пропал. Стрелок скользил плавно, в такт покачающимся ветвям, внимательно осматривая каждый квадратный метр притихшего леса. Затеял хоровод, а Тилю возможно помощь требуется, причем немедленная. В зарослях ни души, земля выстлана ковром еловой хвои, попадались старые, бетонные столбы, и спирали замысловато скрученной проволоки. Круг замкнулся, падла Тиль по-прежнему махал рукой, наполовину скрытый кустами шиповника.

– Дальше я один, посматривайте по сторонам, – распорядился Стрелок. Пригнувшись, вышел на открытую местность, выждал за сухостоем, подобрался вплотную к развалинам и жестом позвал к себе. Руди подошел первым, ступая след в след, тщательно обходя кучи хрустячего хвороста, и куски торчащего из земли, проржавевшего в труху, кровельного железа. Помощь Тилю была не нужна. Поработал настоящий мясник. Тело наемника расчленено и прибито к срубу железнодорожными костылями. Конечности и голова отделены от тела, правая рука согнута в локте, изображая приветствие. Сотворивший это, не лишен извращенного чувства юмора. Блекло-зеленые глаза открыты и таращились с недоумением. Китель распахнут, живот вспорот от паха до солнечного сплетения, и набит листьями, шишками и соломой. Крови практически нет, сукровица спеклась по краям страшных обрубков. Убили и освежевали в другом месте, не поленившись тащить трофей несколько километров. В ушах отрубленной головы торчали неизменные наушники, провод протянут через рот и разрубленную гортань, плеер висел на груди в центре нарисованной кровью, неровной окружности.

– Намек ясен, – хмыкнул Стрелок, и указал взглядом на плеер. – Пользоваться умеешь?

На менюшке пульсировал значок включенного диктофона. Руди, стараясь не коснуться, начавшего синеть мертвеца, включил последнюю запись. Побежали секунды, легкое потрескивание, посторонний шум.

– Слышите меня? – внезапно спросил сиплый, грубый голос, чудовищно коверкая немецкую речь. – Это последнее предупреждение, убирайтесь если хотите жить.

Запись оборвалась.

– Доходчиво, – оценил чужое творчество Стрелок. – Герр лейтенант, вызывайте Вольфа.

Клаус  выматерился, в совсем не свойственной истинному арийцу манере, и потянулся к рации.

– Первый – Волку, как слышишь меня? Нашли Тиля. Ждем.