Ненависть к поэзии. Порнолатрическая проза

Напомним, что в 1944 году Батай выпускает сборник своих поэтических произведений под названием «Архангельское» (см. также «Хронологический очерк», 1931 и коммент. 18).

Текст «Мадам Эдварды» устроен довольно сложным образом. С одной стороны, он обладает всеми признаками порнографического жанра, осмысленного в понятиях сакрального, — отсюда множество культурных и исторических референций. С другой стороны, этот текст переполнен особыми внутренними сопряжениями, которые создают труднопереводимый эффект бесконечного разрастания смысла. Поэтому наряду с простым «линейным» прочтением он может быть прочитан как некий калейдоскоп. Отдельные (разумеется, не все) элементы такого «анаграмматического» прочтения мы постарались выявить в данных комментариях, в которых опирались на результаты исследований, опубликованных в первой французской монографии о творчестве Батая, посвященной целиком «Мадам Эдварде»: Finas Lucette. La crue. Une lecture de Bataille. Madame Edwarda. Paris: Gallimard, 1972.

(1) Эпиграф взят из: Гегель Г.-В.-Ф. Феноменология духа. — См. цит. пер. С. 17. Батай цитирует не по существовавшему в то время переводу Ж. Ипполита, но согласно не изданному еще тогда переводу Александра Кожева, который впоследствии будет опубликован Р. Кено: Kojève A. Introduction à la lecture de Hegel. Paris: Gallimard, 1947. С 538–539.

Испытывая большое влияние интерпретации Кожева, Батай понимает Гегеля прежде всего как философа смерти и данный в эпиграфе текст считает «капитальным», о чем он пишет в своей более поздней статье «Гегель, смерть и жертвоприношение» (1955).

(2) Смех — одно из изначальных понятий батаевской философии, которое начинает формироваться с отрицания бергсоновского понятия смеха (см.: Бергсон А. Смех, 1900). «Умереть со смеху, смеяться от смерти» — так Батай сам сформулировал свое понимание абсолютного смеха. «…Смерть казалась мне всегда самым смешным в мире… Это не означает, что я ее не боялся! Но можно смеяться над тем, что устрашает. Я даже думаю, что смех вообще… есть смех над смертью», — как говорил Батай в интервью с Мадлен Шапсаль в 1961 г.

(3) …tabula rasa… — «чистая доска» (лат.). Здесь имеется в виду знаменитая теория Ж.-Ж. Руссо о «естественном человеке», с которой полемизируют Сад и Ницше (см. коммент. 52 к «Невозможному»). Для Батая руссоизм в чистом виде неприемлем, однако он сам разрабатывает свою концепцию высвобождения животного начала в человеке как достижение им экстатической истины бытия и сообщества с другими.

(4) …превозможением… — Батай переводит таким образом гегелевский термин «Aufhebung» (фр. dépassement). Для Батая он означает прежде всего высшую меру, точнее, чрезмерность отрицания, которое ведет к «трансгрессии». Автор часто использует этот термин в описании эротических переживаний и сцен, что дало возможность Жаку Деррида истолковывать как «Aufhebung» движение вставания после эротического акта. Ср.: «Не успел я полностью подняться (je n'étais pas entièrement relevé), оставаясь еще на коленях, когда вернулась…».

(5) …слово «Бог»… — Здесь квинтэссенция батаевской концепции «трансгрессии». М. Фуко по этому поводу писал: «Что же на самом деле означает смерть Бога, если не странное сочетание его взрывающегося несуществования и жеста, который его убивает? Однако что значит убить Бога, если он не существует, убить Бога, который не существует! Может быть, это значит одновременно убить Бога, потому что он не существует и для того, чтобы он не существовал: в этом и заключается смех» [Foucault Michel. Préface à la transgression// Critique, № 195–196, 1963).

(6) …существо открытое… — Словом «существо» здесь переведено слово «l'être», которое означает также и «бытие». Рассуждая здесь о «существе открытом» или о «разверстом бытии», Батай намечает свою теорию коммуникации. Батаевская коммуникация — это объединение того, что не поддается объединению, то, что он называл «негативной общностью»: в данном контексте оно будет выражено через образы ницшеанского вакхического празднества, на котором происходит растерзание причащающихся друг другу тел. Это понятие «негативной общности» является центральным во всем, не только литературном, творчестве Батая, но оказывается актуальным для современных французских философов, таких как Морис Бланшо («Невыразимое сообщество», «La Communauté inavouable», 1983) и Жан-Люк Нанси («Упраздненное сообщество», «La communauté désœuvrée», 1990).