Ненависть навсегда

– Не видел. Меня на тот момент уже в каблучки брали.

– Скольких ты вчера уложил?

– Четверых, а ты?

Война пожал плечами.

– Я не считал. Когда дерусь, то совсем голову теряю. Двух-трех, как минимум. Будь у меня зажигалка, я больше положил, даю слово.

– При чем здесь зажигалка?

– Для отягощения удара. Зажимаешь в кулаке любой твердый предмет – плюс десять килограмм к удару. Полезная штука, не знал что ли?

– Нет.

– Боксер! Что с него взять…

– Слушай, – оживился Володя, – а это ты вчера какому-то задницу порезал?

– Что, реально задницу?

– Реально. Самую что ни на есть задницу. – Он поднял взгляд на повязку и голосом, полным восторга, заявил: – Ты правда бешенный!

Вскоре Жемчужный Володя ушел к себе в палату, и Война остался в одиночестве.

Наступили часы, полные боли.

Он поднялся с койки и заставил себя сделать несколько шагов, разрабатывая тело. После сна все ломило. Когда Война приблизился к ширме, загораживающей умывальник, то вздрогнул от неожиданности, увидев там постороннего человека. Нет-нет, подсказал внутренний голос, этого человека он знает, и прекрасно. «Войнов Глеб, собственной персоной». Эти слова приходится повторять десятый раз, но сколько бы он ни вглядывался в отражение, все равно никак не мог смириться с сознанием, что ни здесь, ни по ту сторону зеркала нет его настоящего – того, которого прозвали Войной.

Что, собственно, стало с лицом? Оно мало походит на человеческое. Губы разбиты, лоб раскрашен синяками и царапинами. Особенно выделяется переносица, где зияет рана – розовая, слоеная. Кожа здесь разъехалась настолько ровными краями, что выглядит как порез. Война попытался вспомнить, не чиркнул ли кто ему ножом, хотя и сам знал, что никто этого не делал. Такой след оставляет кулак, прошедший по касательной. Вчера их перелетело множество, отчего сегодня приходится дышать через рот.

Голову ломило сильнее всего. Сильнее, чем остальные раны, вместе взятые. Войнов Глеб чуть не взвыл, когда врач при осмотре дотронулся до макушки.

– Больно? Не шевелитесь. Мне необходимо как можно внимательнее осмотреть это место. – Он кашлянул, когда направил свет хирургической лампы. – Где это вас, молодой человек, так угораздило?

– С лестницы грохнулся.

– Ах, ну да, весьма распространенная проблема. Спускался по лестнице, поскользнулся, грохнулся головой об бутылку. Такое часто случается.

– Откуда знаете, что именно на бутылку?

– Потому что затылочной области у тебя находятся осколки зеленого стекла. От сильного удара отдельные фрагменты залезли под кожу.

Войнов Глеб заерзал от этой новости. Осколки могут привести к заражению крови или алопеции, то есть облысению. Он не думал, что все настолько серьезно.

– Не волнуйся. Хорошо, что обратился сразу же. Вытащим осколки, обработаем, зашьем, и до свадьбы заживет. – Врач вынес палец, пока писал в бумажке. – С условием, что со свадьбой вы, молодой человек, некоторое время повремените!

Знал бы врач, что основную боль причиняют не раны, а вид собственного уродливого лица. Войнов Глеб изучал незнакомого себя в отражении и откровенно не понимал, как ему жить дальше. Ясно одно: теперь он никогда не будет прежним. Когда-нибудь эти красные и бурые пятна заживут, но шрамы от увечий останутся навсегда. Люди привыкают к своему безобразию спустя время – вот только Война не из их числа. Нет! Он лучше умрет, чем станет жить вполсилы, с комплексами, со страхом собственной внешности… с таким мерзким и изуродованным лицом.

В бессилии Война облокотился на раковину и пустил плевок. Слюна прозрачного цвета, хотя во рту до сих пор стоит вкус крови. Даже сигаретой не перебьешь.

Лучше убраться, он знал это, но что-то влекло к зеркалу вновь и вновь. Не иначе как мазохистские наклонности, которые принуждают растравливать горе. У основания горла сгустился ком. Становилось тошно.

В коридоре кто-то продолжительное время разговаривал, и голос этот сделался громче, когда дверь в палате открылась. Сквозь полупрозрачную ширму мелькнула белая фигура в халате, за ней еще одна. По полу застучали каблуки. Войнов Глеб высунул голову, чтобы посмотреть, кто пришел, и в следующую секунду целый мир ушел у него из-под ног.

Мама! Расстегивая шубу, она оглядывалась по сторонам. Прежде чем остановиться на взъерошенной койке, она обратила внимание на обилие сора, раскиданного по тумбе, где помимо бинтов, пластырей и таблеток лежало четыре окровавленных бычка. Держа руки в карманах, врач тоже искал кого-то. И только третий, шедший позади, который был ниже всех на целую половину, заметил Войну первым. Восьмилетний Илья был удивлен встрече не меньше, чем его старший брат, что можно понять по округлившимся глазам. Разноцветная кепка так сильно съехала на лоб, что ему приходилось задирать голову. В руках находился нектарин, наполовину потрепанный от укусов.

– Илья, иди поздоровайся с братом, – сказала мама, тоже заметив его, а после обратилась к врачу. – Спасибо, что проводили нас. Мы непременно зайдем к вам и подпишем все, что требуется.