Ненависть, Неверие, Надежда. Проза

Но теперь я не жалею о своем прошлом – если бы оно было иным, я бы, возможно, так и не сумел увидеть прутья уже своей собственной тюрьмы – а без разбития клетки не может быть речи о полете. Надеюсь, что мне не придется также жалеть и о своем будущем.

Время меняет людей. Время меняет миры. Время меняет вселенные. Поток времени постепенно омоет прошлые раны, а ветер перемен высушит их, потому что когда тебе даются крылья, это преступление – не взлететь. Я готов простить тебя – но помни, что еще никто не убегал от самого себя и существует как минимум один миг на крае этой жизни, когда человек наконец узнает, кто он – хочет он того или нет.

Может быть, ты сможешь раскаяться раньше, чем этот миг наступит. Может быть, надежду еще можно воскресить. Может быть, любовь еще не до конца покинула наши сердца. Может быть, мы еще сумеем встретиться  друг с другом в один, самый последний раз.

Может быть, отец.

Нездоровый ум

Тьма. Свет. Тьма. Свет.

Бесконечный, нескончаемый поток чередований. И не было видно его окончания, и не найти теперь уже было его начала.

Тьма. Свет. Тьма. Свет.

Были мгновения, когда сознание практически полностью отказывало - а на его место приходили липкие, скользкие, пугающие своей безысходностью минуты сумасшествия. Так невыносимо сильно в эти мгновения хотелось покончить с собой - покончить разом, махом, одним последним, финальным финишным рывком, ни на секунду не жалея о сделанном выборе, - потому что только в нем и оставалась единственная, последняя, горькая капля свободы…

К сожалению, это было невозможно.

А значит снова будут невыразимо унылые и бесполезные дни - а вместе с ними и бредовые, кошмарные, полные боли и невысказанных тревог бессонные ночи.

И не было видно этому окончания, и не найти теперь уже было точки начала.

Временами, впрочем, становилось лучше. Как будто паутина, окружившая и опутавшая мозг, заковавшая разум, наконец-то давала трещину. Как будто кто-то, видимо в насмешку, решал потешиться над этим существом, вновь давая на краткий миг ощутить недоступные теперь чудесные здоровые мгновения жизни, - а потом в один миг безжалостно забирал их вновь.

Так было один-два дня в месяц - но и это было несказанным блаженством. Потому что дальше будет только хуже. Потому что хуже этого проклятия не могло быть ничего.

И не найти теперь уже было точки начала.

В те короткие дни, когда разум прояснялся, когда тень сумасшествия отступала прочь, испуганная солнечными лучами, - в те короткие дни надежда возрождалась. Хотелось верить, что вот таким, здоровым, он будет теперь всегда, что канут в небытие его тревоги, что наконец-то исчезнет страх, что он, как птица феникс, быть может вновь сможет возродиться вместе с его надеждой…

Но после наступления ночи эти надежды умирали безвозвратно, вновь и вновь.

Рождение. Смерть. Рождение. Смерть.

Кто знает, что ждет тебя впереди? Кто возьмется предсказать?

Разницы не было.

Жизнь здесь или смерть там … какая, в сущности, могла быть разница, если жизнь стала подобна смерти, если вера сгорела в пожаре безумия, если надежды рассыпались в прах?

И приходилось молить смерть, чтобы она не замедлила. Чтобы она наконец пришла после этих долгих трех лет живосмерти.

* * *

Однако, похоже, сегодня ему вновь решили дать поиграть с его надеждой. Или решили поиграться сами - что, в сущности, одно и то же. Его брат пришел навестить его - и теперь он медленно, в сопровождении двух врачей шествовал среди длинных коридоров на встречу с ним.

“ И тягостно-грустно, и некому руку подать” - всплыли из глубины сознания чьи-то стихи.

В минуты души непогоды.

Надеяться? Верить? Другим и себе помогать?

А толку-то? Нам не уйти от невзгоды

По крайней мере ему уйти не удалось. Как и сотням другим в этом здании, впрочем.

Надежда умирает последней, мучаясь в агонии…Для кого-то она уже умерла. И разницы - не было.

Для него же в этот день она еле-светлым лучиком вновь блеснула на горизонте - лишь только для того, чтобы завтра умереть вновь.

Когда он вышел на улицу, его брат сразу же подошел к нему. Обнял, похлопал по плечу, попытался приободрить. Они начали беседовать.

Брат спрашивал о том, как он себя чувствует, достаточно ли хорошо заботятся о нем врачи, пытался приободрить, утешить… как будто это теперь могло хоть что-то изменить, теперь - когда разницы не было.

Они, впрочем, разговорились. Брат не был у него около месяца - и теперь ему несмотря ни на что было приятно слышать и слушать его, жизнерадостного и веселого…каким он был и сам когда-то невыразимо, нескончаемо давно. Разум по какой-то невероятной прихоти судьбы сегодня был вновь ясен, и беседу можно было продолжить достаточно долго - несколько часов …конечно, если бы в этом был хоть какой-то смысл. Впрочем, все равно это было приятно, и в какое-то мгновение радость даже вновь постучалась в дверь его души.