— Радеешь за права обиженных и телесной любовью обделенных женщин двуликих, дорогая? Зря, — уколол я. — Нет у нас никаких запретов или обычаев, запрещающих хоть женщинам, хоть мужчинам спать с кем угодно до встречи со своим истинным. Вот только делать это в своей же стае — поселении, где возможно предстоит потом жить с настоящим спутником своей жизни, по меньшей мере неумно, а по большей — небезопасно.
Мы, знаешь ли, те еще собственники и ревнивцы, да и улаживание любой напряженности миром тоже не наша сильная черта. Столкнуться лицом к лицу с бывшими своей пары — это верный способ испоганить день, ну а если это происходит все время… Постоянная грызня и в стае, и в семьях обеспечена.
— То есть никакой романтики, исключительно практичный подход, — заметила она, продолжая озираться.
— И как тебе мой дом? — вырвалось то, чего от себя не ожидал.
Эх, Летэ, это всегда должен был быть наш дом, с самого начала. Стало вдруг и тоскливо как-то, и радостно одновременно, и до тянущей боли в груди необходимо, чтобы ей тут понравилось, ведь это мое родовое гнездо.
— Твоими стараниями, прим Лордар, мне случилось повидать разные тюрьмы. И клетку в замке Стражи, и роскошные покои Зрящих, теперь вот этот дом. Но, знаешь ли, каким бы ни был интерьер, сути это не меняет. — Она опустила глаза к полу, демонстративно перестав проявлять всякий интерес к обстановке, чем мгновенно взбесила меня. — С тех пор, как в моей жизни появился ты, я только меняю места заключения, так что плевать, как они выглядят.
— Ну конечно, я ведь худшее, что с тобой случилось, да, Летэ? — взорвался я, посылая к хренам возмутившегося зверя. — Плохой-плохой Лордар пришел и вытащил тебя из того гадюшника, где бы ты по гроб жизни гнула спину, убирая дерьмо за двуногим и четвероногим скотом, и получала бы только оскорбления и тычки, сначала от отчима, а потом и от какого-нибудь ублюдка с пивным пузом, что взбирался бы на тебя, только чтобы заделать очередного ребенка, да и то не факт. Гадкий Лор открыл тебе дорогу в другую жизнь, и его никак и ни за что нельзя простить за это, нужно мстить и ненавидеть до самой смерти!
— А тебе нужно мое прощение? — Она подняла глаза только на долю секунды, и я не сумел уловить, что же там: простое любопытство, нечто более глубокое и значимое или еще одна порция издевки.
— Мне нужно, чтобы ты прямо сейчас подошла ко мне, — процедил я сквозь зубы, усаживаясь на тот самый стул посреди кухни, не в силах обуздать свои похоть и злость, что в отношении нее давно и, скорее всего, навечно переплелись, перемешались так, что не разделить. — Села мне на колени и приступила к исполнению своей части нашей договоренности, Летэ. Ты мне и так задолжала один оргазм в пути, а я бы еще хотел и пощупать свой аванс.
Я изготовился, ожидая, что в ответ Зрящая попытается размозжить несчастный стакан о мою башку, но она медленно, словно жалела о каждом потраченном движении, поставила тот на стол и приблизилась. Лицо — снова бесчувственная маска, в глазах нечто нечитаемое, что можно принять за пустоту, но, по сути, это непроницаемый заслон, надежно скрывающий от меня все, что творилось сейчас в ее разуме. Не могло не твориться — это же Летэ и я, а наше взаимодействие — это всегда что-то стихийное. На всякий случай я даже зыркнул на ее руки, нет ли там ножа, и, заметив, это она ухмыльнулась.
— Нет, прим Лордар, для моей миссии ты мне нужен живым и здоровым.
Ну да, я ее физиономией в якобы чисто деловой характер наших отношений, и она тем же в ответ. Моя злобная сучка, не желающая уступать и этим пробуждающая во мне абсолютно неподконтрольное сознанию желание все же подмять, смирить. Вызывающая ярость до красной пелены перед глазами и заводящая до остановки сердца.
— Садись ко мне на колени, Летэ, или я устану ждать и заставлю тебя встать на твои собственные, — пригрозил я, впрочем, зная, что ее этим не задеть и не напугать.