Я перевожу взгляд на мужчину с глазами-щелками и акульими челюстями. Беру один из отложенных документов и раскрываю его. Его копию я успела изучить ранее, а «девочку» так и быть, проглочу. Не все же
Я молча держу взгляд мужчины до тех пор, пока он не перестает барабанить пальцами.
— Значит, Станислав Витальевич, тебе мало половины, — спрашиваю холодно, — хочешь больше?
— С чего ты… вы взяли?
— Здесь третьим лицом указан некий Сорский. Кто он?
— Крупный бизнесмен. Мой хороший друг, — не моргнув глазом, отвечает мужчина-челюсти.
— Почему о нем нет данных?
— Он гражданин другой страны и не афиширует свои финансовые интересы.
— Какой страны?
— Послушайте, Марина, — хозяин кабинета нетерпеливо сжимает пальцы в кулак, опуская его на стол. — Зачем это вам? Поиграли и хватит! Оставьте серьезные дела решать мужчи…
— Ответьте конкретно! — я перебиваю его, добавляя голосу лед. «Девочкой» и «Мариной» он щупает меня, пытаясь понять, что за птица дочь Корнеева. И я готова прямо сейчас удовлетворить его любопытство. Иных вариантов у меня нет. Разве только подставить шею под акульи зубы.
Следующее я произношу терпеливее, позволил раздражению отозваться в каждом слове.
— Станислав Витальевич, моя семья ценит исключительно прозрачные отношения с партнерами, которым мы… ссужаем деньги. Но можем и передумать. Я жду!
— Святой земли!
На коленях у хозяина ресторана сидит вторая шлюха (первую троица усадила за стол для Борзова, догадаться не сложно, рассчитывая сгладить с моим мужем момент договора и условий), и мужчина, ругнувшись сквозь зубы, сам прогоняет ее прочь.
— Пошла отсюда…
— Стасик…
— Кому сказал, дура! Исчезла! — рявкает тот, разом теряя терпение, а я, воспользовавшись паузой, делаю звонок.
— Максим, ты на месте? Отлично. Пробей прямо сейчас — Сорский Иосиф Казимирович, гражданин Израиля. Крупный бизнесмен. Меня интересуют личные активы и все, что найдешь… Умер два месяца назад? Нет, спасибо. Это все, что я хотела знать.
Я отключаю звонок и холодно сообщаю мужчине:
— Сделка разорвана. Вернешь деньги незасвеченным налом в течении недели.
— Постой… Как это? — вскакивает «глаза-щелки», багровея в лице. — Эй, ты! Ты не посмеешь…
Я беру документы и разрываю их надвое, чтобы наглядно показать, что посмею и еще как. Спокойно откладываю в его сторону.
— Вернешь с двойными процентами, как компенсацией за потерю доверия Босса. Такое не прощают… Стасик! И не забывают. Тебе ли не знать после исчезновения твоего брата?
Я продолжаю держать его взгляд, скрестив руки в пальцах на столе и медленно оперев лопатки о спинку стула. Дав этому Губареву время осмыслить мной сказанное.
— Чт-то? — задыхается он.
— Как он тебя подвел, расскажи? — продолжаю бесстрастно. — Стащил кошелек или нагнул твою шлюху? Говорят, бедняга упал в овраг с бракованным бетоном и исчез навсегда… Никто не пробовал искать?
Понятия не имею, как эта информация стала известна отцу, но она определенно правдива и бьет хозяина кабинета под дых, отразившись в глазах неконтролируемой яростью.
— Ах ты хитрая сук…
Но договорить он не успевает, врезавшись головой в стол и мгновенно потеряв сознание. У Ярослава отменные реакции и сильная левая рука. Она ложится на мое плечо, а в правой он держит пистолет, направив его на «верных» партнеров Стального Босса.
Нет, не на них. На одного из охранников, который сунулся в двери с рукой за пазухой, того самого «хмурого мальчика».
Хладнокровия Борзову сегодня не занимать, мы оба натянуты, и вслед за щелчком предохранителя я слышу его низкий рычащий голос:
— Положи пушку на пол и пни ко мне… Быстро! А теперь зови второго, и оба встали так, чтобы я вас видел!
Мужчины за столом тоже вскочили, и один из них буквально выплевывает, раздирая у шеи галстук:
— Щенок! Зарвавшийся ублюдок… Ты хоть знаешь, на кого руку поднял? На кого вы оба сунулись?! Угрожать вздумали, сосунки?! Да мы вас с дерьмом смешаем так, что бетон пухом покажется! Засунем под крышку гроба Босса! Тебя вместе с твоей незаконнорожденной стервой…
Однако его слова переходят в хрип, когда Борзов отпускает мое плечо, чтобы мгновенно впиться пальцами в рыхлое, изнеженное сытой жизнью, горло мужчины, и притянуть к себе, буквально протащив над стулом. Толкнув назад, заставляет его рухнуть на колени и без церемоний взмахивает рукояткой пистолета, рассекая последнему лоб до крови.
— Повтори это мне в глаза, тварь, и сдохнешь прямо здесь! Как ты назвал мою жену? — шипит от ярости, пропустив оскорбления в свой адрес. Но у толстяка на этот раз от шока и сдавленного кадыка случается коллапс с речью, и он лишь хрипит, багровея в лице.
«Мальчик-охранник» все же рискует броситься вперед и на схватку с ним Ярослав тратит секунды три, прежде чем тот ударяется о стол и оглушенной тушей валится на пол. И этого времени все равно мало, чтобы первые двое успели оклематься. Хотя Губарев и начинает елозить по столу сломанным носом, оставляя на светлой столешнице красные полосы.