Ненавистная жена

Я останавливаю Ярослава, когда тот вновь порывается достать родственницу, вызвав у нее визг. Она не зря пугается, именно на внуке ее мужа лежит ответственность за сохранность наследства тестя, и с такой силищей он, и правда, еще свернет ей шею.

Встав перед блондинкой, я говорю спокойно — крик она сейчас точно не воспримет.

— Услышьте меня, Анжела, — прошу женщину, которая кутается в норковую шубку и сверкает глазами, — пока еще можно все исправить. Не знаю, что вами двигало, когда вы решись обокрасть «свой дом», как говорите, но затея эта явно неразумная. Драгоценности из этого бокса принадлежат семье Корнеевых. На каждой вещи есть оригинальный номер и клеймо ювелирного дома. Их у вас попросту не купят. А если даже и купят, то когда узнают, чей гнев вы на них навели — вас не пощадят. Вы понимаете? Куда вы собирались с этим сбежать?

— Я ничего не собиралась и ничего не брала! Ты меня за руку не поймала, а Данил меня никому не сдаст! Я все еще его жена! И вообще, вы с ума все сошли? Да я сама вызову полицию!

Видимо, на первое она и рассчитывала, когда все это задумала, а вот меня слушала плохо.

Я протягиваю руку ладонью вверх и говорю твердым голосом, вдруг раздумав жалеть эту несостоявшуюся воровку, лгущую в глаза и попросту наплевавшую на всех.

— Верни все, или я отдам тебя Ярославу. Немедленно!

Она замолкает и всхлипывает, смотрит на меня, словно не верит тому, что слышит, и уводит взгляд за мою спину, где стоит Борзов. Ладно, я опускаю руку и отворачиваюсь: пусть сами говорят.

— Нет! Погоди! — вскрикивает Анжела и лезет рукой в карман шубки, заставив меня обернуться. Достав из него ювелирный гарнитур с зелеными бриллиантами, который я вчера неосмотрительно оставила на комоде, бросает его вбок, вдоль стены. — На, забирай! — выплевывает так, словно я стребовала с нее не свое, а ее добро, и вновь запахивается в шубку. — Я проучить тебя хотела. А если бы настоящие воры забрались в дом?! Да зачем мне нужны твои побрякушки!

Не такая уж она и дура, эта с виду небедная женщина, и бросается к Данилу Егоровичу, понимая, что Ярослав ее просто готов убить.

— Ах ты… сука!

— Даня, прости! Сама не знаю, как так случилось! Пожалуйста, останови внука!

Но хозяин дома уже сам отвешивает жене пощечину, заставив ее съежится, закричать и упасть в кресло.

— Ярик, не трогай! — командует внуку. — Черт с ней, я сам с этой стервой разберусь! Лучше уведи Марину отсюда, нечего ей на нас смотреть.

Я даже судить не возьмусь, повезло ли Даниле Егоровичу с женой — взрослые люди, сами разберутся. А смотреть на их ссору у меня и самой желания нет.

Больше мне в гостиной делать нечего, и я разворачиваюсь и ухожу в нашу комнату. Переступив порог, включаю свет… Ярослав входит следом и закрывает за спиной дверь… и останавливаюсь среди развороченных и разбросанных повсюду вещей. Часть из них испорчена, но не это приковывает мой взгляд, когда я снимаю с себя куртку, шапку и бросаю все на стул, чувствуя, как по позвоночнику ползет неприятный холод. А воткнутый в мою подушку кухонный нож.

Видимо, тот самый, которым Анжела безуспешно пыталась открыть кожаный бокс.

Ярослав тоже его замечает и мрачнеет. Замирает, сжав рот до обозначившихся на скулах желваков. Поднимает на меня взгляд.

— Так вот в чем дело… — я внезапно догадываюсь о причине ненависти женщины ко мне и поворачиваю лицо к мужу. — А ты силен, Борзов, во всех смыслах.

— Слушай, Марин… Это давно было, — низко и хрипло, явно переступая через собственную гордость, отвечает Ярослав. — Я был пацаном и мало что понимал. Я хотел все, что движется, а она была рядом.

— Но было.

Он молчит, и мы смотрим друг на друга, пока я не отвожу взгляд.

— Анжела права насчет дома, — наконец говорю. — Это дом твоего деда — не твой, и не наш. Пока я не появилась, она жила здесь, а сейчас для нее все изменилось. И я — ключевой фактор.

— Она жила здесь от силы несколько месяцев в году, когда у нее заканчивались деньги. Или пока дед ее не прогонял.

— Это неважно.

Я обхожу кровать, подхожу к подушке и достаю из нее нож. Отойдя, откладываю его на стол и раздеваюсь, слыша, как за дверьми Данил Егорович с женой выходят из дома, перемежая разговор руганью и всхлипами.

— Марина…

— Я страшно устала, Борзов, — отвечаю Ярославу, снимая с себя всю одежду до белья. — Сейчас в душ и спать.

— Ты дрожишь.

— Я замерзла. Сегодня всего было слишком много, сейчас пройдет.

— Марин…

Но я уже захожу в ванную комнату и закрываю за собой дверь. Подняв непослушными руками волосы на макушку и завязав их в небрежный пучок, снимаю белье и становлюсь под горячий душ, стараясь ни о чем не думать. Ни о чем.

Но мысли, словно ветер, проникают сквозь все щиты. И первая, мне не знакомая, толкается сильнее остальных. Я сегодня ощутила ревность.

Такой способностью проникать под кожу обладают только страх и правда. И за какой бы дверью я от последних не пряталась, мысли всегда пронесут их сквозь любую защиту, пока не сломают меня.