Ненавижу и… хочу

– Да у тебя только это и получается. Я, блядь, к тебе по-человечески. Прощаю твои косяки, отсутствие на работе, друг же, мать твою. Ты чем, сука, недоволен?! Зарплатой? Или тем, что въебывать надо?!

– Тем, что ты нихрена в этой жизни не сделал, Лех. Ни-хре-на. А получаешь все на блюдечке.

– На блюдечке?! Твой Герасимов чуть не убил меня! Сын едва не лишился матери! Я похоронил отца! Это ты называешь на блюдечке?!

– Только как ни крути, а тебе не приходится въебывать на дядю за копейки, слушая дерьмо из чужой башки.

– Что ж, с удовольствием предоставлю тебе шанс самостоятельно создать себя. Считай, что ты уволен. И только потому что ты слил мне мразоту Герасимова я не буду тебя трогать, но Вадик, даю тебе слово, если еще хоть раз увижу тебя рядом со своей женой – будешь остаток жизни пускать слюни в подушку, понятно?

Отвернувшись, я иду к машине. Злость застилает глаза, и на самом деле злость – не самый лучший помощник. Она лишает здорового инстинкта самосохранения. Я, конечно, слышу движение за спиной и короткое мрачное «Да пошел ты!», но вряд ли осознаю до конца, что Вадим всерьез может что-то мне сделать.

Он сбивает меня с ног, и мы вновь падаем. Мой кулак врезается в его челюсть, и за короткую секунду между ударом и ощущением холодной стали, разрывающей тело, я понимаю, что идиот. Непроходимый дурак, привыкший играть честно. Полагающий, что друзья всегда остаются друзьями, а в мужской драке никто не вытащит нож.

Но Вадим готовился к этому, тихо ненавидел меня и мою семью.

Я чувствую адскую боль – он знал, куда и как нужно ударить. Теплая кровь пропитывает рубашку, окрашивает белый снег.

– Самое забавное, что все очень удобно. Ты тут сдохнешь, – он обшаривает мои карманы в поисках мобильника, – а обвинят Герасимова. Ни у кого и мысли не возникнет, что тот не сбежал, прикончив давнего врага, а давно кормит рыб на дне реки. Через пару денечков я вспомню, что ты собирался присматривать дом, найдем твое тело, с почестями похороним, и через полгодика я с удовольствием утешу прекрасную вдову. Правда, я слегка против воспитывать твоего ублюдка, поэтому придется что-то придумать. Ладно, Лех, передавай там привет Герасимову. И думай о Лизоньке. Ну, или о жизни, как хочешь. Бывай.

Перед глазами пляшут цветные точки, я не то теряю слишком много крови, не то слишком сильны внутри отчаяние и бессилие. Ублюдок поедет к Лизе, и никакие боги не знают, что сделает с ней и Артемом. А я не могу толком пошевелиться – каждое движение отзывается болью и новой порцией крови. Кажется, каждый шрам сейчас ноет, напоминая, что однажды я уже оказался на краю смерти. И телу не хочется туда снова.

Машина – моя машина – остается на месте, а Вадим уходит. Я вынужден с горечью признать, что он планировал это. Планировал настолько хладнокровно, что не забыл забрать мобильник и спрятал где-то машину. Сукин сын.

Вложив последние усилия в несколько движений, стиснув зубы, я пытаюсь добраться до машины. Там должен быть мобильник. Должен! Я купил Лизе новый смарт, бросив ее мобильник в багажник.

Хочется остановиться и на пару секунд закрыть глаза, чтобы отдохнуть, но я знаю, что это будет значить смерть. Я держусь только на мысли о сыне и жене, которых надо защитить, и если мне удастся добраться до телефона… руки слушаются с трудом. То ли от холода – кровь на них уже покрылась корочкой, то ли от слабости. Замок на бардачке кажется ужасно тугим, но я почти рычу, когда удается его открыть. Внутри действительно валяется Лизин старый мобильник.

В нем пять процентов зарядки и всего несколько номеров, среди которых ни одного нужного. Помимо телефона Вадика я помню лишь один номер, и этот человек с полным правом может послать меня в задницу. Но то меня. Не Артема.

– Слушаю.

– У меня несколько минут. Ты должна предупредить Лизу и охрану, иначе Артем пострадает. Слушай внимательно. Пожалуйста, Жанна. Помоги мне.

Глава восьмая

Я люблю сына. Правда. Я, кажется, превращаюсь в ту ненормальную мамашу, которая готова сидеть рядом с почти взрослым ребенком даже на уроках. Но есть два часа абсолютной тишины, когда Артемка на катке с тренером, а я лежу у бассейна и чувствую себя совершенно счастливой.

Где-то там у Лешки платье для меня на Новый год, а еще пижама – я просила привезти. И что-то подсказывает, что это не милый хлопковый комплект с совушками. Все существо находится в предвкушении праздника, который я проведу вместе с семьей.

Не верится даже. С семьей. С мужем и сыном. Я думала, это возможно только в фантазии.

Обычно я провожу эти два часа в блаженстве, но сегодня мне как-то нехорошо. Это не слишком странно, хотя только пару дней назад я получила заключение врача о том, что здорова. Почти… Настолько, насколько вообще может быть здорова женщина в моем состоянии. И даже шрамы не болят ночами, хотя Михаил все еще на свободе.