Ненавижу игрушки

– Что ты можешь починить мне руку, – правой приподнимаю левую, – Бионический манипулятор. Что-то хрустнуло, когда врезала охотнику.

Андрей осторожно обхватывает сильной ладонью запястье, но не глядит на него – с нескрываемым сожалением он все еще смотрит мне в лицо. Догадывается, через что пришлось пройти, прежде чем я оказалась в их монастыре.

Быстро пробегает пальцами по руке, достает какой-то прибор с маленьким экраном, прикладывает сначала к моему плечу, потом спускается все ниже и ниже.

– Ограничение по нагрузке?

– Да. Пятьсот грамм, если по инструкции. Ну, максимум кило. Как догадался?

– Сломаны все три балки усиления: видимо, облегченная версия, более хрупкая. Обычно, чтобы их сломать, нужна куда большая нагрузка. Да и дополнительных стабилизаторов у тебя там целая куча. Так бывает только с манипуляторами для тонкой работы.

Откладывает прибор, начинает копаться в ящиках с инструментами, запчастями.

– Я могу поставить нормальные балки, если хочешь.

– Нормальные?

– Такие, с которыми рука выдержит вес в два раза больше твоего.

– Но это нарушит все настройки!

– Нарушит. Поэтому тебе решать. Правую можешь оставить как есть, для точной работы. А левая будет ударной. Со временем адаптируешься, хотя, конечно, мозг будет долго привыкать.

Закусив губу, я раздумываю, но не слишком долго.

– Надо резать?

– Конечно.

– Тогда режь!

Андрей усаживает меня к столу, кладет на него клеенку, когда-то белую, сейчас покрытую пятнами, бурыми разводами. Работает он деловито, словно так и планировал – заняться с утра пораньше вскрытием чьей-то искусственной руки. Рядом лежат заготовленные штыри, отливающие матовым металлическим блеском. Мне не хочется смотреть, но я почему-то не смею отвернуться, уткнувшись взглядом в бледно-розовую кожу своего предплечья.

Скальпель скользит легко, ровно, оставляя тонкую красную полосу. Она набухает, по коже скатываются капли крови. Щипцами Андрей расширяет рану, промокает ее несколькими кусками ваты, заползает внутрь какой-то штуковиной, больше похожей на отвертку механика, чем на инструмент хирурга.

– Не шевели пальцами.

– Я стараюсь.

Боль блокирована, но неприятные ощущения остаются. Парень раскручивает крепления, отодвигает вспомогательные узлы, обычными плоскогубцами выдергивает поврежденные детали.

На клеенку уже натекло много крови, кожа на руке, перетянутой на плече жгутом, стала почти белой. Я с тревогой перевожу взгляд на Андрея. Он пытается меня успокоить:

– Не переживай, это регенерирующаяся органика, потом все быстро восстановится.

Легко ему говорить. Чувствую, как подступает тошнота. Скорее бы уже закончил!

Устанавливает новые балки, закрепляет их, проверяя сильными рывками в разные стороны, от которых мне становится еще хуже. Наконец, склеивает рану чем-то полупрозрачным, похожим на гель. Закрывает разрез широкой полосой пластыря.

– Эй, ты чего? – шлепает меня по щеке, – Нехорошо?

Едва заметно киваю головой. Он вскакивает, подносит мне урну, в которую я тут же выплескиваю остатки вчерашнего ужина.

На ремонт ушло не больше десяти минут.

– Ляг, полежи, – Андрей укладывает меня на кровать, – Тошнота скоро пройдет. Ничего, так бывает.

Он снова улыбается своей широкой, притягательной улыбкой.

Я смотрю на темные стены мастерской и вспоминаю белоснежную клинику, в которой устанавливали манипуляторы несколько лет назад. Идеальная чистота, яркие светодиодные лампы, бригада заботливых специалистов…

– Это твой? – кивком головы указываю Андрею на энергоблок, сиротливо приютившийся в углу помещения, – У тебя и на спине остались следы.

– Мой, – нехотя признается парень.

– Значит, ты тоже оттуда, из города. И много нас таких в поселении?

Он присаживается на край кровати.

– Сейчас двое. Ты да я. И, кстати, я не могу снять твой горб, если ты об этом думаешь. Извини.

– Почему? – недовольно хмурюсь, поджимаю губы.

– Сама знаешь. Это не балки в руке поменять. Тут нужен нейрохирург, который грамотно отсоединит тебя от энергоблока, не оставив калекой на всю жизнь. У меня нет такого опыта.

– Но кто-то же снял его с тебя!

Согласно кивает.

– Снял. Очень хороший специалист, но ты к нему не пойдешь.

– С чего ты взял?

– Потому что он живет в городе.

С досадой сжимаю правый кулак. “Андрей прав. В город я не вернусь. Ни за что!”

– А почему отец Кирилл не хотел оставлять меня наедине с тобой?

– Он так сказал? Ха! – Андрей встает с кровати. Не переставая смеяться, начинает убирать со стола инструмент и следы операции, – Это вовсе не потому, что я тащу к себе в мастерскую каждую симпатичную девчонку. Зря ты так думаешь.

– Я не говорила, что так думаю.

– Думаешь, думаешь. Я же вижу. Дело совсем в другом, но я об этом попозже расскажу. На самом деле Кирилл хороший человек, он, вместе с уцелевшими из братства, принимает всех, кто приходит в монастырь.

– И какая у них религия?

– Да уже никакой. Но и все сразу. Здесь столько разных людей, что все перемешалось, слилось в единый организм, у которого может быть лишь одна религия – выживание. Знаешь что, тебе надо поесть. Совсем бледная, посмотри на себя!

– Да я пока не хочу…