Ненавижу игрушки

Что ж, дальше сидеть нельзя. Придется идти в гущу событий, чтобы не проспать свой шанс! Не впервой мне и локтями работать, пробираясь через толпу. Верчу головой, стараюсь ухватить обрывки разговоров – для кого готовят группы, что известно об этих хозяевах? Но толком ничего не разберешь. Хватать первого встречного за рукав и расспрашивать тоже не годится, здесь так не принято, информацией обмениваются свои со своими. Или за отдельную плату…

Через несколько минут Андрей отводит меня в сторону.

– Надо держаться этой группы.

– Почему?

– Их набирают для… Да сотри же ты это! – он начинает размазывать грязь на моих щеках, – Видишь? Заглядывают каждому в лицо! Их набирают для домашней прислуги.

Он может быть неправ, может ошибаться, но я понимаю, что других вариантов у нас нет. Проморгаем сейчас – угодим на рыночные склады, а то и еще похуже.

Я иду вперед, пристраиваясь к намеченной группе. Андрей встает рядом. Мимолетный взгляд охранника, секунда на размышление – отогнать или оставить? Он отворачивается, оставляя нас с остальными. Позволяю себе перевести дыхание.

До заката загон пополняют еще пять раз. Толпа все больше сегментируется, распадаясь на отдельные группы. Некоторые беглецы пытаются перескочить из одной в другую, но охранники покрикивают на них, охаживают палками. Есть и такие, кто неприкаянно бродит между слипшимися кучками человеческой массы, клянчит, чтобы их тоже взяли в город. Но охрана игнорирует самых бесполезных, беспомощных, безнадежных. Что с ними будет, когда нас уведут? Не хочу об этом думать!

Унылой колонной мы бредем к воротам, зияющим черной пастью в белоснежном полотне стены. Солнце закатилось за горизонт, ночная прохлада уже прощупывает наши одежки – у кого поплоше, с кем можно расправиться в первую очередь? Застудить, заморозить. Но вот уже и стена, ворота, город, и здесь как будто теплее. Одна за другой группы отходят от колонны, следуя за провожатым. Некоторые из охранников держат в руках фонари, но большинство – чадящие факела.

– Сюда! – хрипло командует наш ведущий.

Отделяемся от остальных, сворачивая к большому дому, обнесенному живой изгородью. Удивительно, но здесь почти не пахнет помоями.

Мы с Андреем держимся за руки, стоим в ожидании своей очереди. Люди замерли перед запертой калиткой, к которой с той стороны уже кто-то спешит, размахивая диодной лампой. А за нашими спинами продолжает ползти, шуметь множеством ног уставшая гусеница – колонна беглецов.

Вдруг кто-то дергает меня за руку.

– Какого черта…

Не успеваю ничего сделать. Секунда – и меня затащили в толпу.

– Андрей! Андрей!

Он что-то отвечает, но я не могу разобрать, только успеваю заметить через чужие спины, как распахивается калитка и нашу группу начинают заталкивать во двор.

Колонна тянет меня дальше, но я отчаянно сопротивляюсь, стараясь вырваться из чьих-то рук. Удар в живот обрывает мой крик. Оседаю, нырнув в толпу, которая тут же смыкается со всех сторон.

– Я… из другой группы…

– Была из вашей, стала из нашей!

Рядом смеются. Меня по прежнему держат за руки, принуждая идти со всеми. Кто-то приподнимает мою голову и я вижу в отблеске факелов жуткое лицо, обезображенное размашистым шрамом. От человека несет густым перегаром табака, в его взгляде злорадство.

Как глупо. На миг утратила внимание и вот пожалуйста! Еще не осознав до конца весь ужас своего положения, я чувствую, что все кончено. Вся накопленная против эйнеров злость, все собранные знания, все желание покончить с захватчиками – все это рассыпается сейчас о сиюминутное желание какого-то болвана заполучить себе девчонку!

– Как зовут, милашка?

Сжимаю зубы, но меня больно бьют в бок.

– Ника.

– Отличное имя, детка! А я Глот. Да не переживай ты так, с нами будет весело!

Еще один взрыв смеха, от которого у меня заходится сердце. Успеваю вдохнуть прохладный воздух и бросить взгляд на темное, пасмурное небо, прежде чем насзаталкивают в большой ангар. Метров сто в длину, десять в ширину. Под двускатной крышей редкие точки ядовито-голубых светильников.

Охрана тут же начинает сортировать новоприбывших на свободных и тех, кто уже с энергоблоком. Я стою у стены, вместе с остальными горбатыми. Молча наблюдаем, как “свободных” выстраивают в шеренгу, друг за другом, затылок в затылок. Они стоят перед дверью в небольшой павильон, собранный из досок прямо здесь, в центре ангара. И я знаю, что с ними будет… С ненавистью ухмыляюсь, заметив в шеренге того – со шрамом на лице. Интересно, как им будут вживлять? Как нам тогда, в первые дни интервенции? По первым же крикам понимаю, что технология не изменилась.

Конвейер работает споро: через одинаковые пятиминутные промежутки с другого выхода павильона вытаскивают бессознательное тело, аккуратно кладут на бетонный пол спиной вверх. На каждом – новенький энергоблок. Пожалуй, чуть более компактный, чем мой, но в целом похож.