Ненавижу. Хочу. Люблю

Я всё это время прикидывал и думал. Постепенно успокаивался. А в это время держал себя в руках на сколько было возможно, ведь я до сих пор любил её до боли и хотел до боли. С ней по-другому не бывает, всегда больно. Лишь две крайности, где я либо счастлив, испытывая эту боль, либо нет.

Не так давно я был в одном баре, где познакомился с шикарной блондинкой. Но смотрел на эту красивую куклу, а перед глазами всё равно моя сумасшедшая девочка. Лгунья, предательница, но по-прежнему единственная любимая и желанная. Не могу воспринимать других женщин. Совсем. Никак.

А сегодня сорвался. И первая ночь, когда я не колочу грушу и не дрочу в душе, представляя Таню.

Резко поднимаюсь и иду к бару. Хватаю стакан, виски и наливаю. Отпиваю, но даже вкуса не ощущаю. Лихорадочно прикидываю риски, если поставлю всё на нас. Это будет последняя игра, определённо. Больше проигрывать будет нечего. Нет рисков, хуже быть не может. Как раз-таки стоя сейчас и пялясь на чёрную дверцу кухонного гарнитура, я проигрываю.

На часах два ночи, а я, наверное, всё решил, потому что срываюсь и выбегаю из квартиры. На хер лифт, перепрыгиваю лестницу за лестницей. Звоню в дверь. Нетерпеливо жму и жму на кнопку, ощущая, как сердце пытается пробить грудину. Не хочу разбудить Мию, но каждая упущенная секунда «нас» мучительно отбивает в висках. С этого мгновения не хочу и не могу упускать время. И без того мы потеряли слишком много. Хочу с ними. Презираю своё одиночество. Хочу жить громко, хочу слышать слово «папа».

Я так невыносимо всего этого хочу, что, когда ошарашенная ночным гостем Таня открывает дверь, я без объяснений и какого-то слова подхватываю её на руки и впиваюсь в её губы. Несу в спальню не отрываясь ни на секунду. Пару раз спотыкаюсь обо что-то, но держу равновесие, потому что с плеч сходит тяжесть всех лет. Целую упоенно, не успевая делать вдохи, но и в груди ощущаю лишь лёгкость. Предательство, вся боль от него, ярость, ненависть и разъедающая тоска. С каждым движением губ их следы испаряются, растворяются. Получил покой, вернулся домой. Я ошибся, ведь сейчас не больно. Когда отпускаешь окончательно и веришь свято, что навсегда.

Так увлёкся, что не заметил, как Таня застыла. Что её губы не двигаются. Что лицо мокрое от слёз.

Отстраняюсь тяжело дыша, и, нахмурившись, разглядываю её в полумраке комнаты. Плачет, но на лице улыбка. Перемещает руки с моих плеч на шею и прижимается к моему лбу, носу. Делает судорожный вдох.

— Ты вернулся?

— Да… — выдыхаю её в губы и прикрываю глаза. Схожу с ума от запаха счастья. Впервые в жизни он такой чистый, истинный и нерушимый.

— Ты простил меня? — задаёт вопрос и на этот раз задерживает дыхание.

— Ты никогда не оставляешь мне выбора…

Таня вздрагивает с моим ответом и тут же громко всхлипывает.

Опускаю её на пол и, убедившись, что она может стоять на ногах, сажусь на колени. Поднимаю футболку и покрываю невесомыми поцелуями живот. Таня дрожит и вплетает пальцы мне в волосы, плачет и смеётся. А я все целую и не могу остановиться. Мне нужно насытиться и наполниться осознанием. Живот ещё еле заметный, только начал проявляться. Но тот, кто там, уже значит для меня целый мир.

Снова ошибся. Я перед ними на коленях: любимой женщиной и детьми от неё, и ничего лучше в жизни не испытывал…

Эпилог

Спустя пять лет…

— Да!.. Давай… Ещё!.. Ещё быстрее! — выкрикиваю я почти истерично и абсолютно не сдерживаясь, опираясь ладонями о шершавый ствол берёзы, пока Гриша вколачивается сзади. А после моих воплей и ускоряется. Намотав на кулак хвост моих волос, осуществляет свои сверхточные и глубокие толчки.

Мои джинсовые шорты болтаются где-то на щиколотках, майка и треугольники бикини задраны наверх. Этот бешенный ритм царапает мои руки о кору дерева. Долбанные комары впиваются в мою голую задницу, но заботливый Котов пытается избавить от них, шлепая меня по ягодицам. Я искусана, исцарапана, но не собираюсь его останавливать.

О, боже, нет!

Слишком долго мы не были наедине, пусть даже так… Посреди леса и крапивы. С комарами и букашками. Я так давно хотела ощутить сполна всё это! Не заглушать свои стоны и крики. Не думать о том, что нас могут услышать дети. Отдаться полностью этому моменту. Как же я свихнулась, истосковалась, ведь готова на всё и везде!

Громко врезавшись в очередной раз, Гриша выходит и быстро разворачивает меня к себе лицом, набрасывается на мои губы. Мы все мокрые от пота, ведь сейчас середина июля. И даже лесная прохлада не помогает справиться с духотой и влажностью.

— Малышка моя… — хрипит и спускается голодными губами к шее, проводит языком. — Какая ты солёная…