Разговор не клеится, чем больше вопросов она задает, тем больше осознаю, какая она на самом деле слабая, можно сказать зависимая от своих родных. С ужасом догадываюсь, что ее личность намеренно все время ломали. Для нее будет легче убить себя и меня, чем сделать что-то, причиняющее вред её родным. Родным, но не Провидице, ее она действительно ненавидит, хотя ей стоило обратить внимание на свою нездоровую привязанность к родителям. Не могу выразить определенно, но в ее словах неуловимо проскальзывает что-то фанатичное, обезличенное и полностью лишённое самостоятельности. Для нее ее родные и есть ее жизнь, так яростно она их защищает. Может, это и есть влияние ведьмы? Может, именно поэтому она так сильно привязана и зависима от тех людей?
Она спрашивает, зачем я иду на этот необдуманный шаг, совсем не понимая, к чему все это ведет. Я не вру, что хочу остановить ведьму, когда откровенно льщу – тоже. Просто мне показалось, именно этого ей не хватало, чтобы заставить себя подчиниться мне, причины доверять мне. Следующие ее слова лишь подтверждают мою догадку, она играет в защиту с нападением, не понимая, что я знаю обо всех её истинных чувствах.
– А для чего? Зачем ты это сделал? – спрашивает, а я едва не задыхаюсь от накрывших её паники и страха.
– Чтобы ты успела с ними попрощаться, – отвечаю правду, но не всю.
Сколько бы ни говорил себе, сколько бы ни верил, все равно сомневаюсь. Мила научила меня самому важному: никогда не доверять женщинам. Даже если влюблен, особенно если влюблен, но я, к счастью, не успел сделать такую глупость хотя бы с Пенелопой, не наступил на те же грабли. Мой ответ вызывает ожидаемую реакцию – она воспламеняется, не сдержав злость. Правда, к моему удивлению, ненадолго, сама остывает. Все меркнет от той боли, что становится все сильнее и сильнее, словно мне кишки все вывернули наружу. И когда она поднимает на меня взгляд, с такой грустной и полной боли улыбкой, я невольно вспоминаю Милу, ее последнюю улыбку перед смертью.
– Вальтер, зачем мне спасать мир, в котором не будет тех, кого я люблю? – ее слова не намерены меня ранить, но делают это, задевают что-то в глупой душе.
Это не мои чувства, не мои, а ее! Но, очевидно, я сам себе лгу. Она мне нужна, все равно нужна. Пусть возненавидит, главное, чтоб жила. Похоже, для этого придется солгать или немного ввести ее в заблуждение, если я ошибся в своих выводах. Раз уж ей так промыли мозг родственники, пусть считает, что ее семья – не только они.
– Если ты поступишь, как я сказал, в этом мире останется хотя бы один человек, которого ты любишь.
На ее лице мелькает странное выражение, которое почти сразу сменяется саркастичной маской.
– А не слишком ли ты высокого мнения о себе?
С чего она решила, что я о себе говорил? Почему?
– Я говорю не о себе, – начинаю говорить и многозначительно замолкаю.
Если это и, правда, не морская болезнь, то… Я не знаю. Мне не хочется об этом думать, но взгляд все равно опускается на ее слегка выпуклый живот. Это всего лишь маленькая ложь, которая заставит ее поверить, что теперь ее семья не ограничивается людьми в той деревеньке. Ложь, которой мы оба боимся, потому что в таком случае понять, что наш брак навсегда, а не на время – уже не самая сложная проблема.
Пенелопа опускает взгляд вместе со мной, а потом теряет сознание, падая мне прямо в руки. Прижимаю ее к себе, отчего-то понимая, что она не из тех нежных светских девушек, теряющих сознание по триста раз на дню, для нее такое поведение не свойственно. Я же не накаркал? Мне бы магию, на ауру взглянул бы разок и все сразу понял, но у меня ее нет! Моей силы нет, есть только возможно беременная жена, почти бесполезная новая способность и родовой огонь. Спрашивается, какого лешего я решил, что способен совладать с целой деревней сильных магов во главе с ведьмой? Я точно сошел с ума.
***
Большой северный город Скала встретил нас морозом и заснеженными улицами. Крупные снежинки падали на одежду и прилипали к ней, не успев растаять. Время позднее, людей в порту, как кот наплакал, и это при том, что город портовый. На якоре несколько суден, а улочки, плотно застроенные маленькими домишками, плохо освещены. Провинция, одним словом.
– Сегодня повозку уже не нанять, так что нужно найти гостиницу для ночлега, – подала голос жена, и я, не удержавшись, повернулся к ней.
В первое мгновение захотелось подойти и затрясти изо всех сил, но я сдержался. Бледная, как тень самой себя, она специально тянет время, оттягивает, не понимая, что и так неизбежно. Я знаю это, но не могу ее заставить прекратить так делать, а мне хочется! Ещё как хочется, чтобы она прекратила! И не только это…
Волосы спутаны, распущены, и на голове уже шапка из снега. Куртка расстегнута, под ней видна тонкая рубашка, заправленная в штаны, один сапог с не застегнутой до конца молнией. Такое впечатление, что одевалась в темноте или напилась так, что руки не слушались. Не знаю, какая она, когда напивается, но сейчас в разы хуже.