Ненавижу тебя, сосед

Я не знала, куда себя деть и мёрзла сильнее. Когда пауза стала почти неприличной, отец Демида окинул меня задумчивым взглядом, а мне в нём одобрение померещилось. И что-то ещё, но я не смогла это разобрать.

Встряхиваю головой, отгоняя воспоминания о недавних события, улыбаюсь, поймав взгляд Демида. Он тёплый, и мне очень хочется к Лавру прижаться. Кинуться на шею, целовать небритые щёки, щупать и ощущать. Но я торможу, ибо рядом отец Лаврова. При нём неловко, и я только шаг навстречу делаю, руки в замок переплетая, и суставы ноют. Если не прекращу, пальцы сломаю.

И тот будто бы понимает всё: хлопает сына по плечу, что-то тихо на ухо говорит и сбегает по трём ступенькам. Его дорогущая машина припаркована в десяти шагах от меня, и отец Демида, будто ко всему интерес потеряв, идёт торопливо к автомобилю, но поравнявшись со мной, останавливается. Он словно бы медлит, силится что-то сказать, а я смотрю в его лицо и столько совпадений вижу в чертах, мимике. Демид слишком похож на своего отца, которого не было в его жизни в самые трудные моменты. Жутко думать о том, сколько времени они потеряли…

— Ярослава, — он хмурится, слова подбирает, а мне остаётся только смотреть на него и ждать. — Ты хорошая девочка. Береги его, у меня одного не очень получается.

— Я постараюсь, — улыбаюсь.

— У тебя получится, — улыбка в ответ и лёгкое касание моего плеча.

Пара секунд, и он отходит от меня. Не оглядываясь, садится в машину, и та трогается с места практически сразу. Лишь ненадолго тормозит, но за тёмными стёклами ничего не увидеть. Ни взгляда, ни эмоции. Да и не нужно — я лечу к Демиду,

— Ну что ты, что ты… — подхватывает меня на руки. Не будь он таким сильным и ловким, мы бы скатились кубарем вниз, сломав себе что-то. — Ты плачешь? Дурочка, я же не с фронта вернулся.

— Не дерись больше! — требую, и в ответ получаю широкую улыбку.

Демид ловит пальцами мои щёки, целует в замёрзший нос и хмурится. Злится будто бы.

— Ты зачем тут мёрзла? Опять хочешь заболеть?

— Я не… я не знаю. Так надо было, — решительно головой киваю и даже ногой топаю. — Не говори мне ничего, ладно? Не ругайся.

— Ругаться? Нет, конечно. Вот отшлёпать — это в самый раз.

Ойкнуть не успеваю, он на руки меня подхватывает, на плечо себе закидывает, пещерный мужлан, и тащит куда-то, невзирая на протесты. Ничего не слышит, и тяжесть его ладони, лежащей на попе, ощущаю даже сквозь слои одежды.

— Куда ты меня несёшь? Лавров, отпусти! Остановка в другой стороне!

— Молчи, холодно. Нахватаешься открытым ртом ветра, горло заболеет. Тихо!

— Тебе же тяжело, — сдаюсь и больше не дёргаюсь, а перед глазами только куртка Демида.

— Ты бы ела нормально, тогда бы весила больше. А так… пушинка.

Этот пещерный человек даже не запыхался, неся меня куда-то, а у меня рёбра болят. Когда готова умолять меня отпустить, Демид так же ловко ставит на ноги и удерживает, пока приду в себя и восстановлю перевёрнутую с ног на голову картину мира.

— Твоя машина, — чему-то глупо улыбаюсь, а Демид уже распахивает дверцу и запитхивает меня в тепло салона.

— Ага, люди отца пригнали, — в голосе показное равнодушие, но за ним, я чувствую, слишком много эмоций, как за щитом, прячется. — Всё, домой.

— Твой отец… он мне понравился, — сообщаю, к себе прислушавшись, а Демид чуть сильнее, чем надо дверцей хлопает и бросает на меня усталый взгляд. Его броня трещит по швам, едва держится на немногочисленных винтиках, готовая треснуть в любой момент.

Демид втягивает носом воздух, запрокидывает голову и закрывает глаза. Он так делал, когда не хотел плакать.

— Мне он тоже нравится, — его голос тихий и скрипучий. — И, знаешь, я злюсь на себя за это… не знаю, Ясь, у нас с ним всё слишком сложно.

Демид смотрит на меня, грустно улыбается и, протянув руку, касается ладонью щеки. Гладит нежно, рассматривает моё лицо. Думает о чём-то, но я не могу его разгадать.

— Можно я сегодня у тебя останусь? — спрашивает, а в глазах тысяча вопросов. — Не хочу домой идти…

— Оставайся, — киваю и целую его ладонь. — Рядом с тобой я не одинокая.

И Демид остаётся. Принимает душ и бесконечно смущает меня, расхаживая в одном полотенце. Знает, какой эффект на меня его тело производит, в какие оттенки красного вгоняет моё лицо и будто бы специально издевается.

Мне хочется ему отомстить, и я, вспомнив дурацкую статью из журнала, надеваю рубашку Демида. Тоже провоцирую. Что, Лавров, думал я совсем дурочка? Знаешь ли, в интернете всему научиться можно, обо всём узнать. О том, как на мужчин действуют девушки в их одежде, тоже. И, сдаётся мне, не врут статьи — вон как Лавров загорелся весь.

— Блин, Яся… — он растерян, а в глазах голод.

— Один-один! — победно смеюсь и будто бы специально именно в этот момент рубашка задирается, оголяя моё бедро.

На это место ложится рука Демида, он не даёт мне оправить ткань. Гладит медленно и, наклонившись к уху, говорит хрипло:

— Кажется, мы хотели посмотреть фильм.

— Да? Совсем забыла.