Ненавижу тебя, сосед

— Кофе хочешь? — Демид нажимает кнопку, ворота разъезжаются. — Совсем бледная.

— Думаешь, поможет?

— Хуже точно не будет.

— Ла-адно, уговорил, — улыбаюсь, и машина Демида выруливает из двора, направляется прямиком к той самой модной кофейне, в которой подают ежевичный раф из какой-то любовной книжки.

Утром внутри на удивление людно. Много знакомых лиц: студенты, одногруппники, даже несколько преподавателей шумно обсуждают пожар. Встревожены и взбудоражены все без исключения, а те, кто остались без жилья, так и вовсе чернее тучи.

Голоса летят со всех сторон, перебивая друг друга:

— Обещали выдать компенсацию.

— Ой, да сколько там заплатят? Ни на что приличное не хватит.

— Какой балованный. Общага так-то тоже не барнхаус и не лофт.

— Успокойтесь, ребята. Всё будет хорошо!

Хоть бы всё действительно было хорошо. У всех.

Демид озвучивает заказ, добавляет пару пончиков, и только сейчас понимаю, насколько голодная.

Выходим на улицу, я делаю первые спасительные глотки, набираясь сил. От аромата выпечки сводит живот, я жадно кусаю румяный бочок золотистого пончика, покрытый сахарной пудрой, и энергично жую, пока Демид лениво, но пристально рассматривает моё лицо. Да он пялится на меня и совсем не скрывает этого!

— Всё так же торопишься, когда ешь, — замечает, наклонившись к моему уху, а я от его близости чуть кофе не проливаю.

— Смущаешь.

— Чем?

— Тем, что так много помнишь. Мы же детьми были и не виделись…

— Были детьми, да сейчас уже нет.

Я не могу понять, что творится в его голове. Даже лицо непроницаемое, только в глазах искры. Или это просто свет так преломляется, делая радужку золотистой?

Телефон звонит внезапно, и я всё-таки роняю уже пустой стакан на асфальт. Демид пинками загоняет его к урне, ловко поддевает носком, подбрасывает вверх и точным движением забрасывает в бак.

— Го-о-ол! — смеюсь, но руки трясутся, когда вынимаю телефон из сумки.

Мама.

Так, хватит рефлексировать!

— Ярослава? — её голос уставший, но довольный. Будто мама на высокую гору влезла и водрузила на вершине знамя. — Мы наконец-то добрались. Ох, пришлось поплутать, едва не заблудились. Ужасный город, хорошо, что ты сегодня домой вернёшься, там спокойнее.

Она бы дальше несла всю эту чушь, упиваясь собой, но я обрываю её речь:

— Вы где именно?

— Ты будто бы не рада мать слышать, — настораживается, а я губу закусываю до металлического привкуса во рту. — Мы у института твоего. Ты где? Опять опаздываешь? Вечно у тебя так…

— Мы рядом, ждите.

— Мы? — вскидывается мама. — Ты с кем там уже связалась?

— Увидишь, — обещаю и вешаю трубку.

Я очень грубая. Наверняка, я даже плохая дочь, но я не могу больше. Будто глаза открылись, теперь сил нет и терпения.

— Прыгай обратно, — улыбается Демид, и что-то хищное мерещится в этой улыбке. — Появимся эффектно и внезапно.

Я окидываю взглядом его автомобиль, слишком роскошный для обычного студента. Демид даже одет неприлично дорого, будто специально выбирал лучшие шмотки. Красивый… и успешный. От него веет всеми его многочисленными победами, всем, чего добился своими мозгами и трудом.

— Мама тебя, наверное, не узнает…

— Узнает, — сжимает руками руль до побелевших костяшек и топит педаль в пол, разгоняя машину практически мгновенно. Вибрация проходит по телу, покалывает на кончиках пальцев.

Когда мы подъезжаем к институту, а Демид лихо и очень точно паркуется возле пыльного автомобиля родителей не самой последней модели, будто в пропасть падаю.

Мама оборачивается, недовольно фыркает, но когда я толкаю дверцу, выхожу наружу, у неё лицо вытягивается. Рукой в воздухе взмахивает, словно отогнать морок хочет, а после переводит взгляд на вышедшего следом Демида.

— Ой, — вскрикивает. Так испуганно, словно призрак увидела.

Демид подбрасывает в воздухе ключи и прячет их в карман.

— Здравствуйте, Татьяна Алексеевна, — его голос звенит напряжением, а на губах широкая улыбка. — Соскучились? Я — очень!

25. Ярослава

По выражению маминого лица понятно только одно: она даже в страшном сне не скучала по Демиду. Она смотрит на него, как на привидение, и только сжатые в тонкую линию побелевшие губы выдают её растерянность.

А ещё она будто бы оценивает его. Глядит пристально, что-то обдумывая, но не решая озвучить свои мысли. Размышляет.

— Таня, пожалуйста, держи себя в руках, — подаёт голос папа, но мама раздражённо цедит: «Игорь, отстань».

Мама умеет собой владеть, умеет притворяться милой и доброй, радушной хозяйкой и заботливой соседкой. Лишь иногда маска слетает. Особенно, когда вот так, без предупреждения, на её голову сваливается Демид — мальчик, слишком похожий на ту, когда она столько лет яростно ненавидит.

Она медленно переводит на меня взгляд, а у меня не хватает жизненного опыта, умения разбираться в людях, чтобы понять, с каким выражением так пристально сверлят меня её глаза. Маленькие и злые.

Чтобы сгладить неловкую паузу, отец протягивает руку Демиду, но тот будто бы не замечает благородного порыва, и папе приходится отступить. Отходит к машине, понуро опустив плечи, нарочито активно возится с исправным замком багажника.