Ненавижу тебя, сосед

— В общагу? А что, можно, — и что-то будто тащит меня в сторону корпусов общежитий.

Я очень надеюсь, что это всего лишь злость, а не что-то большее. Перед глазами стоят стройные ноги, горящий взгляд синих глаз выжигает дыру в груди, и я незаметно растираю кожу под футболкой. Да не может быть. Мать его, да не нужна мне она, пусть её ноги будут хоть самыми красивыми на свете. Что я, красивых девчонок не видел?

* * *

— Оу, мальчики! Я соскучилась просто безумно, сил нет как соскучилась, — радостно визжит второкурсница Катя и кидается на шею Илье. Когда-то они мутили, Илюха быстро к ней остыл, но девушка не теряет надежды вернуть его. Друг нагло пользуется её интересом, то приближая к себе, то отдаляя.

Порой я думаю, что мои друзья — те ещё редкостные козлы. Впрочем, я не лучше.

— Давайте, на кухню! — Катя забирает у Ильи пакет с дарами из соседнего супермаркета, благодарит звонким поцелуем в щетинистую щёку, готовая на многое прямо вот здесь, посреди коридора. Уверен, если бы вокруг не было так много людей, Илья с Катей придумали бы интересный вариант досуга.

Женская общага с нашим появлением бурлит и пенится. Хлопают двери, звенят голоса и смех, девчонки, громко что-то обсуждая, будто бы невзначай появляются на горизонте. Некоторые успели накраситься, надеть лучшие наряды, и теперь, вызывающе красивые, прохаживаются туда-обратно, будто по городской площади в праздник.

Девчонки — существа забавные, особенно, когда так настойчиво хотят понравиться.

— Так, посиделки на кухне отменяются, — Катя смотрит по сторонам, закусывает губу, искрится раздражением. — Лучше сразу в нашу комнату идите, там тише, — волнуется ревнивая Катя, будто ненаглядного Илью посадят в мешок и унесут в пещеру похотливые соперницы.

Мы с Ильёй переглядываемся, он смеётся, а я головой качаю.

В триста первой комнате сдвигаются к центру столы, стулья, накидываются на пол подушки, и вскоре становится душно, тесно и пахнет, как в восточной парфюмерной лавке.

— Ой, а слышали, что в этом году появится новый профессор макроэкономики?

— Говорят, молодой и красивый.

— Да ну их, преподов этих! Сплошная нервотрёпка. Сиди потом, волнуйся, как бы из-за такого красивого из вуза не вылететь.

— А что? Ради любви можно и пожертвовать образованием…

— Ой, какая ты дура романтичная! Хорошее образование — это хорошее будущее и отличная карьера, а мужиков, как грязи, на каждом шагу пучок.

— Если будет красивый и умный, то пусть выгоняют, не жалко.

— Озабоченная.

От болтовни и количества сплетен начинает ломить в висках, настроение портится окончательно. Громко играет музыка, Илья перемещается на свободную кровать, Катя усаживается ему на колени, а я решаю немного проветриться — всё-таки идея завалиться сюда оказалась не самой лучшей.

В голове неприятный шум, будто я в одно лицо бутылку вина выпил. Даже покачивает слегка. Потягиваюсь, сбрасываю с коленей симпатичную второкурсницу, с которой пару раз целовался на вечеринках.

— Демид, куда ты? — щебечет Маша, хлопает длинными и слишком густыми, для натуральных, ресницами, обиженно дует губы.

Я не отвечаю и выхожу из комнаты. От Маши сильно пахнет духами, и вероятно именно от этого меня так сильно повело.

В коридоре до странного пусто, до кухни всего несколько метров. Может, ну его? По-тихому домой свалить? Странно… мне же весело. Должно было быть, а на поверку тошнит. Интересно, Синеглазка всё-таки в этой общаге живёт или квартиру снимает?

Ответ на вопрос находится сам по себе, потому что дверь триста двенадцатой комнаты резко распахивается, и из неё вылетает Яся и с изумительной точностью пикирует носом в мою грудь.

Замирает, ойкает громко и пытается отскочить, снова спрятаться в своей комнате, только чёрта с два.

Беру её за плечи, крепко держу, а она поднимает на меня горящий взгляд и закусывает губу.

— Что, гадости на языке вертятся? — наклоняю голову вбок, рассматриваю Ясю, а она дёргает плечом. — Ты говори, не стесняйся, тут все свои.

— Что ты тут делаешь? — спрашивает тихим голосом и гордо нос задирает. Выражение лица каменное, и, если бы не тёплая кожа под пальцами, решил бы, что статую в руках держу.

— В гости пришёл. Что, не рада меня видеть?

— Ты больной на голову, если считаешь, что я хотя бы на минуту могу этому обрадоваться. Что?! Больше жертв нет? Снова меня решил доводить до белого каления?

Она не орёт, но знатно нервничает.

— Зачем кого-то искать, если теперь есть ты?

Мне нравится, как загораются её глаза — ненавистью, огнём. Яся совсем другая, не такая, какой была два года назад. Сейчас в ней достаточно сил, чтобы сопротивляться мне, и это…

— …заводит, — Синеглазка распахивает глаза, в них мелькает непонимание, удивление, растерянность, но ничего, что, хотя бы отдалённо напоминало страх.

— Что тебя заводит, придурок?

— Твоё сопротивление заводит.

Ярослава гневно щурится, а я толкаю её в распахнутую дверь комнаты и ногой её захлопываю. Все звуки стихают, остаётся лишь шумное дыхание Ярославы, да моё гулко бьющееся в ушах сердце.

— Я буду орать! — предупреждает, напрягаясь всем телом, а между нами шаровая молния.