Ненавижу тебя, сосед

Демид выписался вчера, но я всё равно получаю от него приветы, записки и милые сообщения. Лавров себе не изменяет — нагоняет туману, пытается шутить, но в каждом слове много тревоги. Он обо мне волнуется, и это согревает. О том, что Никита волнуется обо мне тоже и обрывает телефон на сестринском посту, стараюсь не думать. Будто если выкину это из головы, его странная одержимость рассосётся сама по себе.

В конце концов, я ему уже десяток раз пыталась объяснить разными словами, что не хочу и не собираюсь с ним быть, но он не понимает. Что ещё сделать? Убить его? Не вариант. Потому остаётся только игнорировать, иначе не знаю, что ещё сделать. Трудно.

И тревожно. Потому что всё это время пытаюсь отогнать от себя мысль, что Демид может быть отцом ребёнка Рузанны. Я знаю её, видела несколько раз в студенческой столовой, она казалась мне очень милой и приветливой. Красивой. Только почему-то испуганной. Создавалось впечатление, что её кто-то постоянно прессует, не даёт вздохнуть полной грудью. О ней знали все, но никто не мог назвать Рузанну своей подругой, потому что будто бы кто-то мешал ей влиться в коллектив. Она приходила на лекции, улыбалась всем, а после исчезала мышкой, как и не было.

Чем-то мы с ней похожи, и я испытывала к ней симпатию. Вот только… если её ребёнок от Демида — это же ужас. Меня только от одной вероятности колотит ознобом, и грипп тут совершенно ни при чём.

Когда терпеть нет никаких сил, я говорю однопалатницам, что хочу прогуляться, и выхожу в коридор. Что я там найду? Кого ищу? Не знаю. Меня просто тянет куда-то, я сама не отдаю отчёт в собственных действиях.

В коридоре я хожу из стороны в сторону. Скучно. Гулять без цели — скучно, но я всё равно брожу, будто выискиваю что-то. Возвращаюсь в палату, но там мне душно, и я снова выхожу наружу.

Наверное, на пятый раз мне везёт — я замечаю сгорбленную девушку, сидящую на диванчике. Она плачет — это заметно по дрожащим плечам, по закрытому ладонями лицу. Рузанна! У неё тёмные густые волосы до самой попы, и не узнать их невозможно, до того красивые.

Меня что-то толкает вперёд. За несколько шагов оказываюсь рядом, присаживаюсь на соседний диванчик. Складываю руки на коленях, больничная пижама ёжится на животе, и я решаю разгладить складки. Лишь бы что-то делать, чтобы не молчать и не выглядеть приставучей прилипалой.

Почувствовав моё присутствие, Рузанна отнимает руки от лица и косится на меня мутным взглядом огромных карих глаз в обрамлении слипшихся от слёз ресниц.

Такая красивая. Расстроенная даже ещё красивее — невероятная. Перед глазами картина, как Демид обнимает её, целует в тонкую шею, говорит слова ласковые, творит своими пальцами с ней то же волшебство, что вытворял со мной.

От картинок этих, мелькающих перед глазами, тошнота. Реально плохо становится и хочется сбежать в уборную и надолго зависнуть над унитазом.

Я закрываю глаза, уношусь в другое место, где царит вечное лето, поют птицы, а прохладный ручей журчит, стекая с острых камней. Там красиво и безопасно, радостно.

Только реальность никуда не денешь.

Распахиваю глаза, смотрю на Рузанну, а она наконец замечает меня, хлопает ресницами, узнав.

— Яся, привет, — она силится улыбнуться, только голос дрожит и звенит слегка.

— Привет, Рузанна, — я улыбаюсь широко и искренне, потому что к этой несчастной девочке у меня нет никаких претензий. Мы с ней похожи хотя бы тем, что у обеих родители — оторви и выбрось. А ещё есть шанс, что в нашей судьбе был один и тот же парень.

Чёрт. Зачем я здесь? Почему планомерно искала Рузанну? Вель искала, хоть сама этого не понимала! Для того, чтобы точно знать, что Демид — отец её ребёнка? Или чтобы выяснить, что не он?

Как задать ей самый важный вопрос? Как сделать так, чтобы она ничего не заподозрила? Сложно!

Но Рузанна вдруг облегчает мне задачу. Обычно высокая и статная, сейчас она кажется маленькой и несчастной, сгорбленной старушкой. Растирает предплечья, кладёт руку на живот, защищается, а мне очень больно от её простого жеста. Какой у неё срок? Больше того времени, что мы с Демидом снова общаемся? Или она успела забеременеть после того, как мы высветлили все тёмные пятна?

Вдруг Демид всё это время встречался с ней? Вдруг обещал ей что-то? Или того хуже — смеялся надо мной, рассказывал, какая я доверчивая дурочка? Вдруг они оба надо мною потешались?

— Я видела вас вместе с Никитой, — эта фраза выбивает меня из колеи. При чём тут вообще Никита?

Не понимаю! О Никите думала в последнюю очередь, хотя он неотъемлемая часть грешной тройки.

— Где ты нас видела? — ничего глупее этого вопроса я придумать не могла.

— В парке и в кинотеатре, — мягко улыбается и кажется очень красивой в этот момент. Светлой и печальной. — Он так на тебя смотре

Теперь у меня чёткое ощущение, что дело не в Демиде. Он тут вовсе не при делах. Никита — вот кто главный действующий персонаж.

— Ты в Никиту влюблена?

Рузанна вздрагивает и ёжится. Остервенело растирает кожу на руках, молчит, глядя в одну точку, а мне хочется схватить её за плечи и встряхнуть хорошенько.