Ненавижу тебя, сосед

Мне просто нравится тянуть время. Предвкушать. Оттягивать момент, когда его руки коснутся меня и тогда всё вокруг пропадёт, потеряет смысл.

— Я соскучилась, — говорю и вовсе не стыдно за свою откровенность.

Демид теряется, но тут же улыбка его становится шире. Я вижу по глазам, что его тревожит что-то, волнует, но он молчит, только шаг ко мне делает. Ещё один, третий, и вот его руки на моей талии, подхватывают вверх, заставляют обнять его за шею, крепче держаться.

— Соскучилась она, — он зарывается носом в мою шею, втягивает аромат, а я закрываю глаза и плевать на всё. Просто мне хорошо, просто я счастлива, и неважно, что в окно сейчас на нас пялятся. Пусть, их проблемы. — Поехали, а то сейчас тут начнётся неприличное кино.

Смеюсь, когда Демид несёт меня к машине, бормоча какие-то глупости. О том, что тоже скучал, что сны видел, переживал и чуть не чокнулся, когда понял, что я тоже заболела. Как плохо ему было от мысли, что заразил меня. Дурачок какой, разве он виноват, что ко мне зараза прицепилась, а астма дала о себе знать?

Я глажу его по волосам, по щекам — мне хочется касаться его, чувствовать. Мысли в голове похожи на мягкие облачка, и мне так хорошо сейчас, что мечтаю замереть в мгновении и никуда из него не выбираться.

Демид усаживает меня на соседнее сиденье, тягучими соблазнительными движениями пристёгивает ремнём безопасности, не забыв коснуться меня в самых разных местах. Даже сквозь одежду я ощущаю его, и так сладко.

Когда Демид захлопывает дверцу, не торопится ехать. Напротив, он подаётся ко мне, целует мягко, но с каждой секундой углубляет поцелуй, превращает его в жаркий ураган.

— Мне тебя не хватало, — повторяет и утыкается носом в моё плечо. И снова: — Прости.

Его голос виноватый, и кажется, что просит прощения не только за грипп.

— За всё прости, — отвечает на мои мысли. — Мало того, что все нервы тебе истрепал, так ещё и чуть не убил.

— Да ну тебя! Это же просто грипп.

— Ага, не будь у нас свиданий, ты бы и не заболела. Вон, девчонки твои в порядке. Нет, Синеглазка, это я виноват.

Я глажу его по голове, перебираю мягкие пряди, целую в макушку.

— Поехали? Я есть хочу.

Мы долго катаемся, заезжаем в закусочную, где поглощаем по паре бургеров, потом в кофейню, просто кружим по улицам. Демиду периодически кто-то звонит, но он сбрасывает звонок, лишь мрачнея каждый раз. А я вдруг решаю, что хочу поделиться с Демидом историей, которая чуть было меня до нервного срыва не довела. Мне нужно рассказать об этом, иначе взорвусь.

Мы сидим в машине, пьём кофе, а я в красках рассказываю о болтовне девчонок, о встрече с Рузанной, о её беременности.

— Когда-то это должно было произойти. У Ника маловато принципов и порядочности, — пожимает плечами Демид, и вдруг замолкает. Думает о чём-то, тяжёлые мысли ворочает в голове, и я вижу их отражение в потемневшем встревоженном взгляде. Наконец спрашивает каким-то чужим скрипучим голосом: — Ты сказала, её Рузанна зовут?

— Ага, красивая такая. У неё восточные корни и говорят, что очень злой брат. Любого за неё грохнет. Как она вообще умудрилась забеременеть с таким-то контролем?

Демид бледнеет, резко впихивает мне в руку свой стакан с недопитым кофе и, глядя на дорогу, заводит мотор, и звук его в полной тишине, как рёв дикого зверя. Пугает.

— Что такое, Демид? — я всовываю несчастный стакан в ячейку подставки, меня дёргает вбок, когда Лавров выкручивает руль и встраивается в бурный поток машин. — Ты о чём-то вспомнил?

— Да, — бросает отрывисто. — Вспомнил, что кажется я видел этого грозного брата. И он ехал к Никите.

— Кто тебе звонил всё это время?

— Илья, — Демид внимателен на дороге, на меня не смотрит, только вперёд, а в салоне от напряжения воздух звенит. — Он остался в доме, когда я уехал. А что если Ника грохнули?

— Да ну… хотя… мамочки! Скорее!

— Он идиот, но всё-таки, — последнее, что говорит Демид, а после мы замолкаем, гоняя в воображении страшные картины того, что разгневанный брат Рузанны мог сделать с горе-отцом.

— Демид, я не хотела, чтобы так вышло. Арам… он идиот. Как узнал о Никите? Я не знаю… я не хотела! — всхлипывает и подаётся вперёд, а я тороплюсь открыть калитку и впустить её во двор.

Я не знаю, что творится внутри, я не понимаю, почему Арам до сих пор не уехал, что делает с моими друзьями, но, может быть, сестра его остановит? Должен же он её послушать?

Я готов зажмуриться, входя в дом, вот только то что слышу, заставляет остановиться на пороге.

Из комнат не несутся звуки борьбы, не раздаются крики, маты и проклятия. Никто никого не убивает, напротив.

— Го-о-ол! — орёт Илья из гостиной, и грубый голос вторит ему.

Рузанна хватает меня за руку и смотрит ошарашенно.

— Да я сам в шоке, — сообщаю ей и быстро иду в сторону гостинной, где Илья с Арамом сидят на диване и смотрят футбольный матч.

В смысле? А Никита где?