Ненавижу тебя, сосед

Но что-то подсказывает, что я знаю место его нахождения. Подтолкнув застывшую на пороге и сбитую с толку Рузанну, мол, твой брат, тебе его и нянчить, бочком-бочком двигаюсь вправо по коридору, огибаю холл и спускаюсь вниз по лестнице. Там, десять ступеней спустя, находится бойлерная и хозяйственные помещения.

И чуйка меня не обманывает.

— Ник, мать твою, — шиплю, наткнувшись на Воропаева, а он меряет шагами небольшое помещение, старательно огибая отопительный котёл. — Ты что тут делаешь?

Никита бросает на меня злой взгляд, доходит до противоположной стены и вдруг упирается в неё лбом.

— Я влип, Лавр. Крупно влип.

Его напряжённые плечи дёргаются вверх, Никита становится похожим на изломанную куклу. Я подхожу, кладу ему руку на спину, а Воропаев не пытается сбросить мою ладонь. От его тела вибрация исходит, и я не знаю, что сказать.

— Демид, я вообще эту Рузанну не помню, — говорит, а в голосе столько горечи и злости. — А тут, оказывается, беременность и братец этот бешеный… он меня убьёт, Лавр! Он когда забор наш сломать пытался и мое имя орал, Илья меня сюда запихнул, а сам остался. Но сколько ещё тут сидеть?

Никита оборачивается резко, бьётся затылком о стену, морщится. Смотрит на меня, как на своё спасение, будто я способен быстро придумать, как ему из этой глубокой задницы выбраться с наименьшими потерями.

— Ник, тебе выйти надо, — вздыхаю и, положив руки ему на плечи, легонько встряхиваю. Он в истерике, но мне нужно привести его в чувства. — Мы рядом, он тебя не грохнет. Но поговорить нужно.

Никита морщится, будто я ему в глотку лимон пропихнул.

— Что я ему скажу? «Извините, мужчина, я случайно трахнул вашу сестру, а теперь она беременная, но жениться я не буду даже под пистолетом»? — на его губах появляется горькая усмешка. — Ты представляешь, что он сделает со мной после такого? А что ещё я могу ему сказать? Врать? Не хочу. Я устал всем врать.

— Да может за тебя ещё никто Рузанну не отдаст.

— Ага, держи карман шире. Это же честь дамы, её нужно покрыть браком.

Никита злится. Только вот на кого? На чужие обычаи или себя?

За дверью шаги, я узнаю их из тысячи. Илья врывается в бойлерную злой, как тысяча чертей разом, шипит гневно, разве что ногами не топает.

— Эй, парни, я не могу его до бесконечности развлекать, у меня уже весь репертуар закончился. А сейчас сестрица приехала, они ругаются, я еле смылся, пока меня не зацепило, — ноздри Ильи трепещут, он на огнедышащего дракона похож, и я его понимаю. — Или ты, Никита, пойдёшь и решишь наконец свою проблему, или я за себя не ручаюсь. Я и так сделал всё, что мог, чтобы твою задницу прикрыть. Устал. Спать пойду.

И правда выходит, зло плюнув на порог на прощание. Если уж Илья дошел до ручки, дело — труба.

— Давай уже, — теряю терпение и выталкиваю Воропаева наружу. — Хватит яйца мять, пора отвечать за своё дерьмо.

Он как-то очень зло смотрит на меня, будто впервые видит. И столько в его взгляде ненависти, что на мгновение становится не по себе.

— Нашлись тут прокуроры на мою голову, — зло выплёвывает и руки мои сбрасывает. — Отвали. Сам пойду!

Да ну тебя, придурок. Достал.

44. Демид

Я не сексист, но некоторые бабы и правда дуры.

Мы входим в холл как раз в тот момент, когда Рузанна кидается на брата, яростно защищая Никиту. И дело даже не в том, что защищает отца своего ребёнка — я бы это мог понять. Любовь и всё такое, но то что она несёт, захлёбываясь паникой, ни в какие ворота не пролезает:

— Арам, это не тот Никита, ты ошибся. Ошибся, слышишь?!

Даже Никита глаза таращит на такое заявление, а у меня вовсе в голове маленький взрыв. Воропаев отступает, жмётся к стене, и только чудом не сбегает.

В смысле, не тот Никита? Зачем она врёт? Глупая.

— Давайте все успокоимся! — рявкаю, только Арам взбешён настолько, что ничего не слышит. И не видит. У него упала планка, и я ещё громче призываю всех прекратить балаган, срываю горло. Кажется, сейчас он, как дикий зверь, отметёт хрупкую Рузанну в сторону, сломает ей все кости.

Рузанна боится — это видно по напряжённой спине, по дрожащим плечам. Только вот чего? Гнева брата? Или за жизнь Никиты?

— Арамчик, поехали домой, — умоляет, всхлипывая. — Ты зря сюда приехал, тут не те люди. Они ни в чем не виноваты.

Она готова рухнуть на колени перед братом, только лишь бы предотвратить катастрофу. В нашем просторном холле от напряжения нечем дышать, стены будто бы сдвигаются, душат. Диванные подушки валяются на полу безобразной кучей, столик перевёрнут и стекло треснуло. В комнате погром, и меня это бесит.

— Так, а ну разошлись, — вклиниваюсь между Рузанной и её бешеным братом, которого никто не приглашал, а он разворотил наш холл. — Сядь, герой!

Мне надоела вся эта ерунда с чужими детьми, шашнями Никиты, проблемами, которые из-за этого у нас всех. Рузанна надоела тоже.

Арам будто бы впервые меня замечает. Плюхнувшись на диван, смотрит на меня бешеными глазами, налитыми кровью. Нижняя губа трясётся, лицо из смуглого в пепельное превратилось, а тёмная щетина на щеках синеватой кажется.