– Знаешь, нэнэй, недавно я услышал одну легенду, – возбужденно заговорил мальчишка. – Давным-давно Чингис-хан окружил одну крепость и попытался ее захватить. Но жители оказали ему небывалое сопротивление. Проходит неделя, вторая, третья, а он никак не может войти в этот город. А там закончилась вода, начался голод. Когда возник пожар, защитники крепости обратились к Чингиз-хану с просьбой пощадить хотя бы женщин и детей.
«Хорошо! Пусть уходят! – распорядился царь царей. – Я разрешаю им взять самое дорогое для них, столько, сколько они смогут унести».
Так вот, открываются ворота горящей крепости, и перед изумленными монголами появляются женщины, несущие на своих плечах раненых отцов, мужей, братьев, сыновей.
Враги схватились за оружие, но Чингис-хан, потрясенный мужеством помилованных женщин, приказал своим воинам отпустить их с миром. Видишь, нэнэй, каким был Чингис-хан! Великим и справедливым!
– Сынок, завоевывая чужие города, подвергая их огню, убивая людей, разве можно быть великим?! – возмутилась Хаят-апай.
Мальчишку словно ужалила пчела.
– Ничего ты не понимаешь, нэнэй! Чингис-хан – это великий полководец, как Александр Македонский, как Наполеон…
– Но они, как ты говоришь, свое величие приобрели огнем и мечом. Но разве, угнетая других, отбирая их земли, города, можно возвеличиться? Вот ты говоришь – Наполеон. Не он ли бежал из России, бросив свое войско? Кстати, мой прадед воевал с этим Наполеоном, гнал его до Парижа…
– Да ну тебя, нэнэй, ты совсем отсталый человек! Кто же тогда великий? Защитники крепости что ли? – Мальчик с иронией посмотрел на бабушку.
– Хорошо, хорошо, – снисходительно улыбнулась Хаят-апай, стараясь успокоить внука. – Я окончила всего семь классов, может, чего и не понимаю… Но мне кажется, женщины, вынесшие на плечах своих мужчин-воинов, совершили больший подвиг, чем этот Чингис-хан…
– Во сказанула! – воскликнул Тагир, пряча картину под стол, – тоже мне, нашла сравнение! Историю делают личности, а не простой народ…
– Пусть будет так! – в знак примирения она потрепала его волосы. – Помой руки и давай за стол, ужинать будем, художник…
Прошло три года. Однажды Хаят-апай увидела, как Тагир закрепляет на стене полотно. Она деликатно подошла и с удивлением обнаружила, что он совершенно изменил тему картины. На переднем плане были нарисованы измученные женщины со сверкающими глазами. На заднем, у горящей крепости, на коне восседал Чингис-хан. Властелин с восхищением и в то же время с ужасом смотрел на изможденных, оборванных женщин, гордо несущих свою бесценную ношу.
…Хаят-апай еще немного постояла у работы Тагира, погладила лица женщин, словно спящего внука, и грустно вздохнула: «Потерпи, сынок, я тебя обязательно найду»…
Вечером забежала соседка Фатима.
– Хаят-апай, это правда, что люди говорят-та? – с порога выпалила она.
– Что же они говорят? – спокойно спросила хозяйка, продолжая крутить сепаратор.
– Будто бы Тагир в плен попал и ты едешь его выручать… Значит, правда? – Фатима скинула калоши, прошла в дом. – Чего молчишь, Хаят-апай? Когда уезжаешь?
– Вот продам овец, корову, соберу немного денег. Думаю, денька через три, числа седьмого…
Фатима, уже успевшая расположиться на диване, подскочила как ошпаренная.
– Ты что, очумела, старая? Продавать корову! Привезешь Тагира, чем его кормить-та будешь, соломой, что ли? Пенсию по три месяца не дают. Одни слезы – не деньги. Вышла нынче на пенсию, думала, хоть увижу их, до сих пор ни одного рубля не получила… В колхозе не платят, за работу зерно выдают, а денег нет. Вот, скажи мне, как простому народу жить-та?
Хаят-апай остановила сепаратор, повернулась к соседке.
– Ты что, Фатима, сюда жаловаться пришла, что ли? Я ведь не партком, не профсоюз, тем более не президент… Говори, зачем пришла, у меня нет времени с тобой лясы точить…
Фатима словно не заметила сердитого тона в голосе старушки.
– Корову оставь мне, я за ней присмотрю… К твоему приезду масло приготовлю, потом съездим в город, вместе продадим, – продолжила Фатима как ни в чем не бывало.
Хаят-апай отошла от стола и принялась разбирать сепаратор.
– Овец твоих дядя Карим купит, он каждый день в город мясо возит на продажу… – тараторила соседка.
– Кур, гусей тоже бы … – успела вставить Хаят-апай. – У меня не хватит денег… Корову жалко, но…
– За корову я тебе, так и быть, дам денег-та. Временно. Вернешься, отдашь как-нибудь… – Фатима добродушно махнула рукой, засмеялась: – Вдруг убьют тебя там, в Чечне, тебе же жалко будет, что корову мне бесплатно оставила…
– Типун тебе на язык! – Хаят-апай впервые за этот день улыбнулась. – Вернусь! Назло тебе вернусь! Смотри у меня, не жадничай, корми мою красавицу хорошо! Она в феврале отелиться должна. Присматривай как положено, не то… знаешь меня… – она шутливо пригрозила указательным пальцем. – Все равно денег сколько надо не соберу. Туда доехать хватит, а как обратно… Помоги, Аллах!