Неночь

Мия медленно подошла, заведя руки за спину. Двеймерец вернулся к созерцанию лица Наи. У глаз статуи имелась способность смотреть прямо на тебя, где бы ты ни стоял. Лицо богини было яростным. Мрачным. Мия гадала, на что или кого, по представлению скульптора, смотрела Ная, когда тот работал над ней. Впервые за все время она заметила, что Ная держала весы в правой руке. А меч крепко обхватывала левой.

– Она левша, – сказала Мия. – Прямо как я.

– Она совсем не такая, как ты, – прорычал Трик. – Ная – алчная сука.

– …Ты уверен, что называть богиню сукой в ее собственном доме – разумно?

Трик покосился на нее.

– Мне казалось, ты не верила в богов?

Мия пожала плечами.

– Трудно не верить, когда Бог Света ненавидит тебя до заворота кишок.

– Пошел он на хрен. И она тоже. Какая нам от них польза? Они дают нам только одно: жизнь. Жалкую и дерьмовую. А потом? Забирают. Твои молитвы. Твои годы. – Он показал рукой на безымянные могилы вокруг них. – Даже жизнь, которую сами же даровали. – Трик покачал головой. – Вот и все, что они могут.

– …Ты в порядке?

Юноша вздохнул. Его плечи поникли.

– Шахид Аалея отдала мне приказ.

Мия терпеливо ждала. Трик показал на чернила на своих щеках.

– Я откладывал это так долго, как мог, но… – он запнулся. – После ужина. Моя очередь на ткачество.

– …Вот оно что.

Мия неловко коснулась его руки. Не зная, что сказать.

– Почему ты этого избегал? Боишься боли?

Трик покачал головой. Мия молчала, позволяя говорить за нее тишине. Она видела, что юноша страдает. Чувствовала Мистера Добряка в тени, тянущегося к его страху, как муха к трупу. Он хотел поговорить, это было видно. Все, что от нее требовалось, это дать ему время на…

– Я рассказывал тебе о матери, – начал Трик. – И… об отце.

Мия кивнула, при мысли об этом ее чуть ли не затопило горе. Она снова коснулась его руки. Вздохнув, Трик потупил взгляд в пол. Слова срывались на волю с его языка. Мия просто стояла рядом и держала его за руку. Выжидая, когда тишина наполнится.

– Когда мы впервые встретились, ты спросила мое имя, – наконец заговорил он. – Сказала, что двеймерцев называют Волкоедами или Спиноломами. – Слабая улыбка. – Обнимателями.

Мия ответила улыбкой, но не произнесла ни слова.

– И поэтому ты сказала, что меня не могут звать Трик.

– Да…

Юноша поднял взгляд к статуе. Ореховые глаза потемнели и затуманились.

– Когда рождается двеймерец, младенца относят к верховной суффи на острове Фэрроу. В храм Трелен. Там суффи поднимает ребенка в сторону океана, смотрит ему в глаза и видит, какая его ждет дорога. Первые слова, которые она произнесет, будут именем ребенка. Землестранница для путешественницы. Дракогуб для воина. Волнопив для того, кому суждено утонуть. Поэтому, когда мне было всего три перемены, мама, как истинная дочь бары, отвезла меня на Фэрроу. – Горькая улыбка. – Я был сморчком. Двеймерцы крупный народ. Говорят, наши предки произошли от великанов. Но я всего лишь полукровка. Сколько во мне от двеймерцев? Полагаю, я пошел в отца. Повивальная бабка шутила, что мама даже не почувствовала, как я рождался на свет, настолько я был крошечным.

Трик вздохнул. Улыбка сошла с лица.

– Знаешь, что сказала суффи, когда подняла меня на руки?

Мия помотала головой. Примолкшая и полная сочувствия.

– Она сказала: «Ту рай иш’ха че».

Мия сложила первые буквы предложения вместе. Нашла его имя. Но…

– Я не говорю на двеймерском, – пробормотала она.

Трик посмотрел на Мию. В его глазах читались ярость и боль.

– Утопи его и покончи с этим, – его голос понизился до дрожащего шепота. – Вот ее первые слова. Такое она дала мне гребаное имя. Утопи его и покончи с этим.

Мия закрыла глаза.

– Ох, Трик…

– Суффи вернула меня матери и посоветовала отдать волнам. Сказала, что меня примет Леди Океанов, но мой народ – никогда. – Горький смешок. – Мой народ.

Он сел на постамент у ног Матери, глядя во тьму.

Мия села рядом, в упор глядя на него.

– Я так понимаю, твоя мама послала жрицу катиться в бездну?

– Да, – Трик улыбнулся. – Моя мать была свирепой женщиной. Дедушка согласился, что ей стоит утопить меня, поэтому она увезла меня с Фэрроу. Подальше от него. Ради меня она пожертвовала наследием. Пожертвовала всем. Когда мне было десять, мама умерла от кровяной чумы. Но на смертном одре она дала мне это. – Он поднял кольцо с тремя серебряными драками, которое никогда не снимал. – И рассказала, как доказать, что я именно такой достойный юноша, каким она меня видела.

Трик встал на колени.