Ненормальная война

Перегаром здесь не просто пахло – благоухало. Правая рука майора свисала с кушетки. На ней запеклись пятна крови. Вымыть руки ему сегодня было недосуг. Под кушеткой валялись ботинки. На их носках тоже бурели кровавые пятна. Подонок бил женщину не только кулаками, но и ногами. Псаренко не соврал.

Этот тип для командования ополчения был не интересен. Павел поднял ствол.

В этот момент майор почувствовал угрозу. Он распахнул глаза и с ужасом воззрился на черную дырочку глушителя, смотрящую ему в голову. Войт беззвучно захлопал ртом, силясь что-то сказать, глаза полезли из орбит. Вдруг он быстрее молнии вытряхнулся из кровати и бросился к столу.

Павел понял, что на торце столешницы была кнопка для вызова охранника. Ну и что это дало бы майору? К кобуре он броситься не мог – его противник на ней стоял. Соколовский ударил ногой, и Войт не добежал до стола, согнулся, схватился за живот.

Он рухнул на задницу, ударился затылком о кушетку и сразу же взмолился, забормотал, проглатывая слова:

– Не стреляйте, Христом-богом прошу. Давайте поговорим, я много знаю, владею самой разной информацией. Пожалуйста. – Майор расплакался, увидев, как сузились колючие глаза диверсанта. – Вы представить не можете, как я ненавижу нынешнюю украинскую власть, страдаю в этой должности, которую меня заставили принять.

– Ты что-то знаешь о страданиях? – прохладно спросил Павел. – Да ты страдать мог только запорами, сука.

Он выпустил пулю в лоб майору, обезумевшему от страха, и с каким-то извращенным удовольствием смотрел, как липкая каша мозгов стекала со стены на кушетку. Впрочем, стрельба с глушителем уже была не актуальна. В здании больницы разгорелась суматошная пальба.

Павел спохватился, бросился прочь из кабинета, в несколько прыжков преодолел коридор. Бойцы его группы уже выполняли поставленные задачи. Они действовали в обстановке, известной лишь со слов упокоившегося Псаренко. В здании работало электричество, и это было на руку спецназовцам.

Бойцы по одному влетали в холл и разбегались. Вдовенко и Грубов перекрыли выходы из караульных помещений, примыкающих к нему. Отдыхающая и часть бодрствующей смены попали в западню.

Услышав шум, двое солдат с автоматами выбежали из караулки, но им навстречу уже катилась по полу граната. Она взорвалась у них под ногами. Бойцов посекло осколками, они стонали, пытались отползти.

Вторая граната влетела в караулку, обрушила печку, порвала сорокалитровый бак с питьевой водой. В пороховом дыму стонали люди, кто-то метался, натыкаясь на нары, орал дурным голосом.

Дым не успел развеяться, как в караулку влетели двое спецназовцев и открыли огонь по тем, кто еще оставался на ногах. Американские М-16 работали исправно, не хуже АК, убивали точно так же, как прославленные советские автоматы. Свинец ложился густо, косил людей, фаршировал лежачих и стоячих, игнорировал жалобные крики и мольбы о пощаде.

В этот же миг Корвич и Боев выбежали на крыльцо, спрыгнули на землю и покатились за окаменевшие клумбы, вполне пригодные в качестве брустверов. Караульным на открытом пространстве было некуда деться. Того, который мялся под крыльцом, отбросило короткой очередью. Остальных накрыло шквалом огня. Полегли солдаты, без дела болтавшиеся по пустырю, стоявшие у шлагбаума, парочка, возвращавшаяся с озера.

– Хлопцы, бегите! Тут террористы! – надрывно выкрикнул какой-то усач, безуспешно ищущий укрытие, и забился словно в припадке, разрываемый пулями.

Двое или трое успели ответить, но эффективности от огня было мало, если не считать отбитой штукатурки и разлетевшегося стекла. Рухнул один, повалился, взмахнув руками, другой. Третий выбросил автомат, побежал, закрывая голову, к шлагбауму.

Пули, видимо, попали в мину, зарытую между рядами колючей проволоки. Она детонировала. Взрывом подбросило столбики, на которых держалась колючка, развернуло шлагбаум. Бойца, бегущего мимо него, поразил осколок. Он попал четко в голову и разворотил височную кость.

Спецназовцы расстреляли по магазину, вставили полные и вышли из укрытий, чтобы добить уцелевших врагов.

Начальник караула лейтенант Бобрик спал в своей каморке, когда в нее ворвался Шумский с раскрасневшимся лицом. Лампа-прищепка висела вблизи походной кровати, озаряя комнатушку лиловым мерцанием. Реакцией Бобрик обижен не был, свалился с кровати, дернул за шнур. Лампа упала на пол, разбилась.

Лейтенант возился в темноте, судорожно вытаскивал из кобуры пистолет. И вдруг в лицо ему ударил яркий свет. Включить фонарь, прикрепленный ремнями к голове, было для Шумского делом мгновения. Бобрик замер, парализованный светом, заморгал, как-то обиженно выпятил губы.

– Ты не успеешь выстрелить первым, – прозвучал из зоны мрака спокойный голос спецназовца. – Можешь проверить, конечно, но я бы не советовал. У тебя есть уникальная возможность сохранить свою жизнь.

Все же он попытался. Спасибо и за это, как говорится. В подобные структуры не набирают людей, желающих в чем-то каяться. Лейтенант стиснул зубы, дернул пистолет из кобуры и повалился навзничь. Одна пуля пробила ему глаз, а вторая раскроила лобную кость.