Ненормальные стихи

нюхают, курят и жрут.

Гопники, СПИДа рассада,

и где-то (да что там, везде!)

педо- мазо- и садо-

мир приближают к беде.

Ханжество, жадность, злоба,

гордыня и прочая муть

скопились в достатке, чтобы

погибелью мир захлестнуть.

Но всё же каждое утро

в джунглях штата Кашмир

отшельник, безумный, но мудрый

жертвой спасает мир.

Ни благость, ни мракобесие

не победят пока.

Мир висит в равновесии

уже не годы, — века.

Вся бифуркация смыслов,

мира узлы и углы.

Шатается коромысло

на острие иглы.

Читающий строки эти!

Взвесь нынче свои мечты.

Теперь ты за мир в ответе:

стал на весы и ты.

На триптих черных фигур Малевича

Грязь черна. Проста, как клизма.

Все обделано уже.

Черен мир супрематизма.

Он внутри огромной Же.

Кто-то воет восхищенно:

До чего дошел прогресс!

Праздник духом извращенных,

отвращенных от небес

Гурт, гонимый пастухами,

повредившихся в уме.

Критик ржет над лопухами.

А "народ" опять в дерьме.

Терроризм и поэт

По следам теракта в Ницце 14 июля 2016 г. Террорист — тунисец, 31-летний мусульманин Мохамед Лауэж-Булель на 19-тонном грузовике врезался в толпу людей, наблюдавших салют. 86 человек погибли и 308 получили ранения. За несколько дней до трагедии Мохамед переслал 240 тыс. тунисских динаров (около 100 тыс. евро) своей семье в Тунисе

Зачем поэту бодигард?

Он сам страшнее ста бомбард.

Он как гепард, как леопард, -

жрёт дичь любого веса.

А террорист — простой злодей.

Он может лишь убить людей,

а душу скрасть, как Асмодей,

не может ни бельмеса.

И вот на ринге с двух сторон -

под свист толпы и грай ворон:

Сел в грузовик, набрал разгон

двуногий клон амёбы.

Напротив, в суете-сует,

толпа. Среди неё — поэт

творец, мудрец, аскет, эстэт,

уже у грани гроба.

А в жарком небе гром петард!

И вот — бессильны сто бомбард

Молчат гепард и леопард,

лишь ярость сжала скулы.

И кто бы крикнул "Караул!",

и кто б с дороги оттолкнул?

А что же Бог? А бог уснул.

И смерть косой взмахнула.

Нарисуй мне барашка, пожалуйста 2

Площадь круга больше окружности,

а у шара объём офигенный.

Бродят странники разной наружности

по неведомым тропкам Вселенной.

То по делу, то что-то празднуя,

то по хордам, а то по дугам,

посещают планеты разные,

не всегда узнавая друг друга.

По традиции или из принципа,

но скитальцы в нашей Вселенной

называются часто принцами,

если встретят аборигена.

Все, наверно, читали историю

вкус которой — что вкус полыни,

как француз потерпевший аварию

встретил принца в далекой пустыне.

Для того, может, были созданы

на Земной и небесной тверди

две души, осененные звездами

и на грани жизни и смерти.

Над пустынею необъятною

разносило неспешное эхо

мудрость, взрослым уже непонятную

звездный свет, колокольчики смеха.

Солнце вновь поднималось шафранное

и пустыня, ворочаясь пела.

Но пропало в песках бездыханное

и уже не нужное тело.

И ползла змея меж руинами

гонористая, как и все мы.

Можно ведь и зубами змеиными

радикально решать проблемы.

Много лет от укуса финального

пролетело на нашей планете.

Но все меньше смеха хрустального

и все чаще уходят дети.

Погибают барашки с розами.

Кто ответит за прочих любимцев?

А пилоты страдают неврозами

вспоминая убитых принцев.

Довлеет дневи злоба его

От зари до субботы

Полусонно скользя

В ежедневных заботах

Ты растратишь себя.

Сыт водою самшит:

кучка листьев да ствол.

Человек, чтобы жить

пашет вечно. Как вол.

Кто в слезах, кто во гневе.

Сладко спит меньшинство.

Так довлеет ли дневи

вправду злоба его?

Забинтуешь гортань

если боли не снесть,

а заутра не стань

беспокоиться днесь.

Лишь бы только без воен.

Что не знаешь — забудь!

Мир не нами устроен.

Ты поймешь как-нибудь…

Но нырни в иордань,

лоб разбей о порог.

А заглянешь за грань, -

может, станешь как Бог

История учит

Где-то за Альфой Центавра,

без революций и смут,

скромно живут людозавры.

Очень подолгу живут.

Для заполненья досуга

(длится он тысячи лет)

яйца крадут друг у друга:

очень уж любят омлет.

Были они эрудиты,

старец любой и юнец.

Только давно позабыты

все их науки вконец.

Бродят где пары, где стаи,

бедра прикрывши едва.

Книжек они не читают,

все позабыли слова.

Ход эволюции квёлый,

явно достигший венца,

до совершенства довёл им

методы кражи яйца.

Люди! Примите на веру

и запишите в тетрадь,

что с людозавров примера

вам бы не стоило брать!

Виновен!

Этот лук был прекрасен, Боже!

Словно дева на брачном ложе.

Нежных рук он жаждал. Умелых,

чтобы небо пронзали стрелы.

Начиненные миозином

мышцы сжались жгутом резинным,

а потом, словно пасть гадючья,

враз распялились пальцев крючья.

Чуткий лук легко до предела

распрямил согбенное тело.

Тетива, прогудев жеманно,

в наруч звякнула злым чеканом,

и стрела, получив свободу,

взмыла жалом вверх к небосводу.

Песню пела, легко летела…

пронизала ласточки тело.

И кому я тупо талдычу

про ненужную мне добычу!

И кому сказать, сквернословя,