Нэнуни-четырехглазый

— Все до копейки. И знаете, я как-то прикинул, что если бы занялся, как многие деловые люди, покупкой участков и постройкой домов во Владивостоке, — да-авно был бы миллионером. Но, верите, ничуть не жалею об этом. Ведь не было бы тогда в Уссурийском крае питомника местной породы лошадей. Это достижение для меня дороже всех миллионов! А деньги для начала скопил за время работы на Аскольде. Кстати, как вам удалось сколотить на службе в Китае такой капитал, чтобы организовать здесь пароходство?

— Э, нет, батенька, где там. Когда уже в тридцать лет вернулся в Кяхту, влюбился в купеческую дочку Александру Дмитриевну Синицыну. Знал, что есть брат, продолжатель дела, и на материальные выгоды вовсе не рассчитывал. Но когда Аля и тетка-опекунша дали согласие — родители к тому времени уже умерли — вдруг узнал, что за Александрой триста тысяч приданого! Это, даю слово, оказалось для меня полной неожиданностью. Вернулся в Ханькоу. Скоро стало ясно, что обстановка требует завести свой морской транспорт, и мы организовали пароходство «Шевелев, Токмаков и Кº…»

Над Владивостоком опускался теплый весенний вечер. Из окна шевелевского кабинета открывался прекрасный вид на гладь бухты Золотой Рог, на замершие на рейде корабли и окружавшие гавань конические зеленые сопки. А у раскрытого окна сидели два «зубра» Приморского края, пили чай, рассказывали друг другу о своих делах. И не ведали, что через какой-то десяток лет старшая дочь Шевелева Маргарита станет женой Юрия, а крошка Ангелина в шестнадцать лет, в нарушение всех законов, обвенчается в глухой деревушке с Яном Михайловичем Янковским. Что их дети и внуки на долгие годы составят как бы одну большую и дружную семью.

* * *

В июле одним из обратных рейсов шевелевского «Байкала» возвратились «энтомологи». Оборванные, похудевшие, загорелые. Но поездка оказалась удачной.

Около полутора месяцев пробыли они в горах, в сорока верстах от Вонсана. Жили около буддийского монастыря в своей палатке.

— Сначала все было хорошо, бабочек в самом деле много, встречаются отличные от наших подвиды, потом сами увидите, — докладывал отцу Александр. — И мы думали половить еще, особенно ночных, но… — он посмотрел на Юрия, как бы ища его поддержки, — но нас тигр прогнал!

Отец усмехнулся:

— Что, ловить не разрешил? — Он перевел взгляд с одного на другого.

Юрий заерзал на табуретке:

— Нет, папа, серьезно. Мы сразу, как приехали, увидели в сторонке одинокую фанзу с сорванной дверью. Спросили корейцев — в чем дело? А те и говорят… Вот, пусть Шура расскажет!

— Сказали, что перед нашим приездом тигр ночью сорвал дверь и уволок хозяина, а оставшиеся бросили дом и убежали!

— А вы напугались и удрали?

— Да нет. Поставили палатку неподалеку от фанзы старшего монаха и ловили больше месяца, хотя часто встречали на берегу речки на песке тигровые следы. Когда во второй раз наступили темные ночи, установили на поляне возле леса палатку-ловушку. Повесили фонарь, начали ловить ночных. Ночи три ловили спокойно, бабочки шли отличные, а потом…

— Пришел хозяин и пугнул? — Михаил Иванович с улыбкой оглянулся на жену, но та слушала с беспокойством…

— Еще как пугнул. Барсик лежал в траве возле палатки и вдруг заворчал. А после взлаял истошно!

Шура рассказывал обстоятельно, экспансивный Юрий не выдержал:

— Ка-ак кинулся нам под ноги и завизжал, словно щенок. А когда затих, мы услышали шорох…

— Так, может, это барсук ночью бегал?

— Нет, папа, наш Барсик, кроме тигра, никого не боится. А тут он, как с ума сошел. И мы поняли, кто к нам подкрадывается в темноте. Я даже зеленые глаза видел: как фонарики!

— Ага. Вот это уже похоже на правду. И что же вы?

— Посоветовались и решили отступать. Шура шел впереди с фонарем над головой, я сзади с берданкой на взводе, а Барсик между нами с поджатым хвостом. Добрались до своей палатки, запустили Барсика внутрь и дежурили со взведенным курком до утра.

— На заре я дежурил, — вмешался Александр. — И вдруг слышу — кто-то идет. Приготовился, но смотрю, Барсик не рычит, значит, знакомый человек. И тут лезет сосед-монах. Доброе утро, говорит, а сам на себя не похож, заикается. Идемте, просит, ко мне в фанзу. Пришли. Смотрим, а тигр и у него во дворе побывал. Вытоптал под окном всю грядку с перцем, поджидал, видно, хозяина. Лежка — будто бык лежал!

— Если бы монах не заметил его на рассвете через стеклышко в двери и вышел бы во двор… — Юрий посмотрел на отца.

Михаил Иванович провел ладонью по бороде и усмехнулся.

— Ясно, что бы с ним произошло.

— Весь серый, руки трясутся. Пойду, говорит, в Вонсан, буду просить, чтобы губернатор вызвал из Сеула команду гвардейцев-охотников. Есть, говорит, у них такие, созданные по указу ихнего короля специально для борьбы с тиграми. А нам сказал: лучше уезжайте. Все равно, мол, «пом» теперь спокойно работать не даст. Он на кого-то рассердился и не успокоится, пока не съест человека. Но поскольку у нас есть бердана, монах попросился дойти до города вместе, потому что ему кажется, — тигр наметил в жертву именно его, Так вместе и выбрались.