Ненужный

Непонятными были и действия этого господина. Он то ерзал по доскам причала, стараясь, видимо, занять какую-то нужную ему позу, то почему-то начинал жалобно постанывать. При всем при этом с кем-то невидимым вел очень живую беседу, отчего возникал вполне закономерный вопрос: а не болен ли он?

—… Может хватит валяться? Катаюсь тут, как умалишенный и вою? Черт, костюм вон помял… Порвал ещё в добавок. Черт, я же на эти тряпки почти все свои деньги ухнул… Год копил…

Парнишка с явным сожалением рассматривал здоровенную прореху на рукаве, тянущуюся от плеча и до самого манжета.

— Ладно, ладно, все, не буду канючить, — он точно с кем-то спорил. Даже руками при этом взмахивал, словно кому-то и что-то пытался доказать. — Просто обидно. Все монеты одним махом спустили на этот костюм. А самое паршивое то, что потом его придется выкинуть! Это бешенные бабки! Я же за них так горбатился, что и вспоминать страшно…

В сердцах схватился за свой злополучный рукав и с силой его дёрнул. И перестарался: с треском ткань окончательно разошлась, оголяя под собой белоснежного цвета шелковую сорочку.

— Черт, трясет меня что-то, Друг. Трухаю, похоже… Никогда такого не было раньше. И ведь сколько раз по роже получал, сколько сам бил, так не трясся.

Его, и правда, ощутимо потряхивало, словно от трясучки или лихорадки. Бледный, в добавок, был, как смерть. Ни единой кровинки в лице.

— Что говоришь? Не пойму никак, — лицо у него вытянулось от удивления. — Как так поменяться? То есть ты вместо меня будешь? Как это так? Разве так можно…

Паренек чуть наклонился вперёд, словно во что-то вслушивался.

— Значит, говоришь, получится? И что, совсем не страшно? — продолжал он с удивлением. — Давай, попробуем…

И замер без движения. Со стороны посмотришь, скажешь, что удар хватил. Руки висят безвольно, как плети. Голова опущена. Глаз совсем не видно. Страшно, ужас.

— Х-р-р-р-р… Х-р-р-р-р…

В какой-то момент послышалось легкое горловое хрипение, то и дело прерываемое каким-то бульканьем. Не верилось даже, что человеческое горло могло производить такие звуки.

— Х-р-р-р-р… Х-р-р-р-р… Ох ты, б…ь! Ни хера себе!

Застывшее тело вдруг резко дернулось. С хрустом перегнулось сначала в одну сторону и тут же в другую сторону. Дрожь пошла по конечностям, заставляя трясись и руки, и ноги.

— Вот же, б…ь! Получилось! Получилось, мать вашу! Рафи, братишка, все получилось! Мы же теперь им такую кузькину мать покажем, что Хрущев в гробу перевернется! В смысле, кто такой Хрущев? — паренек снова с кем-то заговорил. Только в этот раз речь его была совершенно иной — взрослой. — Это же, братишка, такой персонаж, что… Ох ты, б…ь, едут! Все, Рафи, амба! Срочно входим в образ! Ну, Станиславский, помогай!

* * *

Вне всякого сомнения, это был Рафи. Любой, кто его знал, или даже просто видел мельком, подтвердил бы это. И в тоже время это был не он, в чем тоже не было сомнений! Погрубел голос, полностью исчезли детские нотки и речевые обороты. Неуловимо изменились движения: действия стали резче, точнее и экономнее, не осталось и следа от растерянности и сомнений.

— Так, едут. У нас с тобой, Рафи, пять — семь минут, не больше. Самое время повторить легенду, чтобы от зубов отскакивала, — бормотал он, бросая косые взгляды на приближавшуюся повозку. Причем смотрел так, чтобы это не было особо заметно. — Итак, я отпрыск княжеского семейства Милославских. Значит, лицо поспесивее нужно сделать, добавить немного брезгливости и, главное, уверенности. Мол, все вокруг быдло, один я на коне, в белом, Д,Артаньян, словом!

И вскоре нужные эмоции, словно по волшебству, отразились на его лице. Даже во взгляде появился эдакий налет аристократической усталости, с которым обычно смотрят на окружающих пресыщенные достатком люди.

— Это род не сильно на слуху, но с хорошей историей. И самое главное, там есть подходящий по возрасту вьюнош, который, правда, сейчас в поместье, а не в городе. Словом, на первое время легенда потянет, — паренек удовлетворенно кивнул. — Ну что, лед тронулся, господа присяжные заседатели… С Богом…

* * *

Архипка, хоть и имел в голове две извилины, как хозяин говорил, но понимал, что дело совсем тухлое. Это сейчас Могута гоголем ходит и на всех плевать хотел с высокой колокольни. А если признает кто из серьезных людей про княжить и его беду, то никому мало не покажется. С хозяина огромный штраф сдерут за недосмотр, а их, слуг и дворню, в лучшем случае в Сибирь закатают медведей пасти. Поэтому и спешил.

— Чо плетемся, сучий кот? — рявкнул он на кучера, сопроводив окрик хорошим тычком в бок. И следом от душившей его злости ещё добавил. — Гони, тетеря, гони! Вдруг, княжич уже дух испускает. С нас же хозяин живьём шкуры спустит.

И тут Архипка привстал и уставился вперёд.

— Вон он, вон! Лежит, встать не может!

Его тут же холодный пот прошиб, а следом оторопь напала. Он так глаза выпучил, того и гляди их орбит вылезут.

— Господин, господин, мы едем, едем! — заорал парень, как умалишенный. Руками ещё затряс над головой. — Ужо едем!