— Это не так. — чуть приподнял интонацию в голосе Андрей, однако сразу осёкся. — Поверь, я разбираюсь в этом лучше, чем ты, — в тот момент, как он это сказал, я выпил воду залпом.
— Считай, как считаешь, — почти неслышно прошептал я.
— Ладно, я пойду. На завтра мы наметили прогулку, раз продолжение через день. Ты с нами?
— Не знаю, — также тихо ответил я, — завтра. Давай всё завтра.
— Хорошо, только не смей кукситься. Спокойной. — Он развернулся и пошёл прочь. Но в вдруг остановился и в пол оборота добавил, — классные трусы и хуй.
Даже в темноте коридора чувствовалась его заигрывающая улыбка. Она, словно светилась на его лице, а в голове вертелись его давние слова: «Я тебе не пидор, чтобы сказать, что у кого-то хорошие размеры».
Было приятно слышать, что Андрюха, наконец, осознал свою ориентацию. Он долго не принимал её, «боролся» со своей промежностью, когда смотрел на полностью голого Кима. Ох… Кимыч, жалко, что ты сейчас не с нами. Тебе, наверное, там сейчас хорошо в окружении миловидных девочек и мальчиков.
Взор устремился в окно на высотки — свечки, свет фонарей, тихую реку и набережную. Стало тоскливо. И в этот момент моя импульсивность дала о себе знать.
Я отпрянул от окна, к которому, на своё удивление, уже успел прижаться лбом, оставив жирный след. Взял верхнюю одежду и ключи. И покинул эту тесную квартиру, наполненную уютом и теми, с кем хотелось быть.
Я вышел на балкон, находящийся на моём, двадцать третьем, этаже. Ветерок обжёг своей прохладой. Он касался каждой волосинки на ногах, так и не облачённых в джинсы. Да, я вышел полностью раздетый. Не вижу здесь никаких противоречий. Хотя нет, вижу, холодно.
Мне понадобилось несколько секунд, чтобы натянуть джинсы — дудочки; накинуть свитер и чёрную кепку с надписью «F*ck.» Эта кепка была мне очень дорога.
Я посмотрел на небо, усыпанное дюжинами белых точек и огромной луной. Её свет грел, обжигал кожу, но при этом был нежен. Вновь стало тоскливо, сердце сжалось. Я подошёл к перилам и, свесив голову, устремил взгляд вниз, на детскую площадку.
Она казалось пустынной, грустной, что мне захотелось заполнить её собой. Раствориться в её блеклых красках. Повисеть на качелях. Может даже скатиться с горки. Хотя нет, не получится, она слишком далеко.
Дыхание сбилось. Руки впились в перила. По лицу скатилась капля пота. «Адреналин подскочил. — пронеслась мысль. — Только не это».
В миг луна, что была для меня солнцем перестала существовать, ровно, как звёзды и фонари. Звуки слились в какофонию, все, кроме одного. Его голос шептал мне, нет, кричал полным голосом, который я ненавидел всем сердцем, каждой фиброй души: «Что б ты сдох! Кто тебя такого воспитал?! Гамадрила кусок!»
— А я говорил, что это всё танцы!
— Ну, что ты?! Этого просто невозможно! Как ты это не поймё…"
Боль пронзала тело. Хотелось кричать, но это было невозможно, ведь эта, чёртова паника, сдавила горло, не давая вздохнуть. Так длилось минуты три, хотя, казалось, будто они — вечность. Я вновь увидел мир, словно поднял веки. Но вот пульс не собирался понижаться.
Я сидел, прижавшись спиной к стене, буквально в метре от злополучного перила. Ноги не двигались, но вот руки ещё как. Они поднялись к моему лицу. Оказалось, что щёки мокрые. По ним текли горькие слёзы. Они обжигали лицо.
И вновь эта слабость: правая рука потянулась в карман к телефону. Экран загорелся, ослепляя своей яркостью. Я зашёл в контакты, стирая с лица последние слёзы.
Я занёс палец над контактом под номером три. Он был, наверное, самым болезненным для меня.
«Если что — звони. Я всегда на связи». — вспомнились мне слова. Они ударились эхом в голове, пытаясь вызвать воспоминания, однако, ничего.
Нет. Я не буду ему звонить. Нет! Всё кончено!..
Я поднялся на ноги и, словно пьяный, направился к лифту. Голова кружилась, отдавая ударами в виски. Разум, как обычно, стёр то, как я оказался на той самой детской площадке.
Пальцы коснулись железных прутьев, в ночи создающие своеобразный кокон. Он был резным: листочки, ягодки, цветочки, птички. Нет. Детская площадка не кокон, а клетка. Птичья клетка.
Птицы…
***
— Смотри! Там лебеди! — воскликнул восторженным голосом Дима. — Как романтично, они плавают вместе.
— А что в этом романтичного? — поинтересовался я.
— Ну как ты не понимаешь?! — он схватил меня за локоть, который отдал жгучей болью. Я выхватил руку. — Что случилось?
— Ничего.
— Слушай, если ты всё ещё по тому поводу, то прости меня, пожалуйста. Я не разобрался и вспылил. Но теперь с ним всё кончено. Честное пионерское. — он поднял руку ладонью ко мне в знак честности.
— Да не в этом дело.
— А в чём?
— Неважно. Слушай, хотел тебе сказать, что завтра перевожусь в другой клуб. Меньше получится видеться.