Нео-Буратино

Вспомнить имя гостьи Папалексиеву в таком состоянии было не под силу. Перенапряжение памяти привело к тому, что он мгновенно переселился из мира реального в мир иллюзорный, а проще говоря — уснул за столом. Сон вел Папалексиева по длинному коридору, мысли об Авдотье Каталовой не давали ему покоя, горе преследовало по пятам и напоминало о ее замужестве. Стены коридора были оклеены обоями грязно-желтого цвета, совсем как у него в квартире, в конце горел свет. Свет струился из кухни, где какая-то женщина увлеченно мыла посуду. Оказалось, что это та самая работница загса, с которой Тиллим познакомился на свадебной церемонии. Заметив его, она попыталась что-то спрятать среди грязных тарелок и вилок. Подойдя поближе, Тиллим увидел у нее в руках скульптуру, покрытую сусальным золотом, уменьшенную копию той, что он видел в другом сне в окне дома-музея Авдотьи Каталовой на Васильевском.

— Ты не знаешь, как я страдаю! Отдай мою скульптуру! — закричал Папалексиев и собрался уже наброситься на испуганную женщину, но в этот момент неизвестно откуда появился тип, как две капли воды на него похожий. Узнав себя в этом таинственном типе, Тиллим неожиданно проснулся.

Он лежал на раскладушке в своей комнате. С трудом вспомнил, что у него сегодня была гостья.

— А где она? Наверное, я спьяну что-нибудь учудил и она ушла. Господи, но ведь уже так поздно!

Авдотья действительно удалилась, оставив его в одиночестве. Расстроенный Тиллим вновь очутился в темном коридоре, но теперь он уже не просто брел на свет, а с определенной целью: его беспокоило внезапное исчезновение Авдотьи II в столь поздний час, необходимо было найти ее и вернуть. Когда наконец Тиллим добрел до кухни, его взору предстала пропавшая гостья, обижаемая неизвестным нахалом. Нахал, которого Тиллим по причине необычайного сходства сначала принял за свое отражение в зеркале, наседал на женщину, пытаясь отнять позолоченную скульпурку. Тиллим, старавшийся в подобных ситуациях к насилию не прибегать и веривший в великую силу слова, со свойственным ему жаром принялся объяснять, насколько бесполезна и никчемна эта скульптурка. Он был так убедительно красноречив, что, казалось, конфликт вот-вот будет исчерпан, однако обидчик Авдотьи тоже твердо стоял на своем и на все папалексиевские пассажи у него был один ответ:

— Это моя любимая скульптурка, это память о любви нечеловеческой!

Авдотья, женщина благоразумная, не стала ввязываться в мужской спор, к тому же ей некогда было отвлекаться от дела — в раковине лежала целая гора грязной посуды, которую предстояло превратить в чистую. Увлеченная этим занятием, Авдотья и не заметила, как на ее мощную спину, находившуюся в горизонтальном положении, было водружено позолоченное изваяние. Соперники, упершись локтями с боков, чуть пониже оригинального пьедестала, сцепили кисти рук, и конфликт, к неудовольствию Тиллима, перешел в силовую стадию разрешения. Каждый пытался перетянуть руку противника на свою сторону, но очень скоро стало ясно, что спор разрешен не будет, ибо силы спорщиков равны. Вдруг откуда-то послышалось:

— Да вы совсем свихнулись: было бы из-за чего спорить!

Этот внезапно раздавшийся голос, схожий с папалексиевским, расстроил бессмысленный поединок и явился причиной пробуждения Тиллима.

Проснулся он, как ни странно, в прекрасном расположении духа: «Господи, мне так хорошо, так спокойно одному… Мне никто не нужен… Как здорово, что Авдотья ушла…» Он готов был долго лежать в этом блаженном состоянии, мечтая о светлом будущем, которое для него непременно настанет, но замучила жажда, пришлось подняться с ложа и отправиться на кухню за живительной влагой. По пути он вспоминал недавнее видение: «Ну и сон! Это ж надо: на заднице силами меряться! Ничего не скажешь — простенько и со вкусом. Да еще этот идиотский спор, статуэтка какая-то. Еще немного, и подрался бы с самим собой! Нет, вообще какой-то ущербный сон, с приветом, но было бы интересно на такое со стороны посмотреть». Пробираясь мимо открытой двери в Левину комнату, Тиллим увидел рояль, на котором умиротворенно дремал кот Филька. «Мне, кроме Фильки, никто не нужен», — констатировал про себя Тиллим, продолжая двигаться вперед. Кто-то из домочадцев опять забыл выключить свет в кухне, и он решил исправить эту оплошность. Оказавшись у цели, Тиллим был поражен открывшейся его взору сценой: Авдотья мыла посуду, согнувшись над раковиной, на ее спине красовалось знакомое изваяние, а два мужика, в которых он узнал свою раздвоившуюся сущность, мерялись силой, опершись на зад Авдотьи.

— Да вы совсем свихнулись: было бы из-за чего спорить! — только и мог выговорить Тиллим.

Оторопевшие мужики замерли, уставившись на входящего. В их глазах можно было прочесть одну и ту же мысль: «И этот такой же, как я!» Вошедший Папалексиев попытался объяснить своим двойникам простейшую истину, суть которой сводилась к следующему: