Необъявленная война: Записки афганского разведчика

Зевая, мчимся на машине по темным улицам города. Надрывно лают, перекликаются растревоженные собаки. Мы спешим, куда зовут люди, куда нагрянула беда. Не всем пришлась по вкусу Апрельская революция. С помощью агентов из-за рубежа создается контрреволюционное подполье, начали орудовать вооруженные банды грабителей. С темнотой раздаются взрывы, стрельба, участились случаи ограблений и убийств. Работаем день и ночь. Командир наш Ахмад осунулся, глаза красные от бессонницы, домой носа не показывает и нас, подчиненных, увольнениями не балует.

— Классовая борьба началась! Понимать надо!

Эти слова Ахмад повторяет часто, иногда к месту, а чаще так, по привычке. Но когда я к Джамиле в госпиталь попросился, не отказал, заулыбался.

— Это хорошо, это правильно. Надо проведать нашего раненого пропагандиста.

— Есть проведать нашего раненого пропагандиста! — отвечаю, как заправский солдат, и кругом, к выходу…

— Постой, постой, а цветы! Да разве ходят в госпиталь без цветов, да еще к девушке? Нет уж, не позорь народную милицию, не позволю!

— А удобно ли с цветами… что люди подумают… — усомнился я.

— Удобно, удобно, — отвечает Ахмад. — И знаешь что, постой минуту, я сейчас, мигом обернусь!

Бросился к оперативной машине, рванул с места так, что часовой в испуге от проходной отскочил. Вернулся быстро, довольный, с большой охапкой белых роз.

— Вот держи! Передай ей привет. Скажи, ждем, скучаем и все такое… Хорошее. — Почему-то смутился, вспомнил о каком-то неотложном деле, стал торопиться и уже на ходу, по-командирски: — Да смотри, не рассиживайся там! В ночь идем на операцию, подготовиться надо хорошенько!

Меня, признаться, Ахмад удивил с цветами, а Джамилю растрогал до слез.

— Спасибо вам, друзья! Это мои самые любимые! Белые розы — символ чистоты и добра на земле… Ну как вы там живете, что делаете?

Я смотрю на ее забинтованную руку, бледное, как простыня, лицо и ничего путного сказать не могу.

— Да так… боремся с врагами революции… Ходим патрулями, ловим жуликов и душманов. В общем, интересно живем…

— Счастливые! — говорит Джамиля. — А я вот воюю на госпитальной койке. Ну и порядки здесь. Кстати, как тебя пропустили, да еще в женское отделение?

— Пропустили!.. Сказал, что иду для допроса к известной преступнице, которая фальшивые афгани делает.

— Поверили?!

— Как видишь, я здесь!

— Это что за безобразие?! Кто пустил?! Вон, сейчас же вон!

Надо же такому случиться, сам главный врач пожаловал к Джамиле. Я не стал дожидаться, пока он позовет детину-санитара. Кстати, этот парень сегодня оказался сговорчивым, провел через кочегарку в палату. Деньги давал, не взял. Но неожиданно дьявол принес толстого и злого человека в белом халате. Приходится уходить, а так хотелось побыть рядом с девушкой, сказать главное, сокровенное, что чувствую, чем живу. Но что поделаешь, до следующей встречи…

Всю неделю мы занимались ликвидацией одной крупной банды. Брали ее с боем, потеряли двух товарищей… Предстояла новая операция. Ахмад начал было инструктировать нашу группу захвата, а я руку тяну, прошу слова.

— Разреши сбегать на базар, цветы купить для Джамили.

— Не нужны ей больше твои цветы, — зло отвечает Ахмад.

— Это почему же? — удивляюсь я. — Да объясни ты толком, что случилось?

— Случилось… Джамиля удрала из госпиталя… Теперь уже в провинции. Уполномоченная от партии по ликбезу среди женщин.

Вот так Джамиля! Не успела рана затянуться, а она уже в строю. Из госпиталя бежала, боялась, что революция без нее кончится, работы не достанется. Уехала поспешно, ни с кем не простилась. А, собственно, почему она должна прощаться? Правда, я надеялся, я думал… но ее, видимо, мало интересует, что я думал и чувствовал, когда увидел в госпитале без единой кровинки дорогое мне лицо и улыбку. Грустную и мягкую.

— Так что к Джамиле спешить не надо… А вот домой после инструктажа отпущу. Заслужил, гуляй до самого утра!

* * *

Открыл калитку и сразу почувствовал, что дома праздник. Дразнящий запах плова гулял по всему двору. Блюдо это редко готовилось в нашей семье. А тут не праздник, а обыкновенный будничный день. Жарко пылает костер, парит закопченный, видавший виды котел. Сам дядюшка Фатех, закрыв на базаре мастерскую, колдует над пловом. Женщин к такому святому делу не допускают. Здесь нужна опытная мужская рука. Залюбуешься, как дядя быстро и мелко шинкует репчатый лук, морковь, разделывает баранину, варит рис, кладет в него укроп, петрушку, едкий перец. Из спелого граната выжимает сильной рукой сок. И все быстро, без лишних движений. Услышал стук калитки, повернулся, обрадовался моему приходу. Мы расцеловались.

— Вовремя пожаловал, вовремя! Уважил старика! Воистину Аллах сегодня добр ко мне. Одарил мой дом гостями!

— Да что за гости, дядя?

— Один дорогой гость — это мой племянник.

— Да какой же я гость? — перебиваю я дядю.

— Самый настоящий, неделями дома не бываешь, — отвечает он. — А другой гость — мой старший брат, почтенный Раджаб из Кандагара пожаловал. Иди же в дом, поздоровайся со старшим дядей, а я быстро с пловом управлюсь.