"… необъявленных войн"

Пролог

1969 год, 12 апреля. Шесть часов утра. 38-я площадка полигона Сары-Шаган. Перед громадным белым шаром, скрывающим в себе самую большую в мире ФАР антенну, двое — мужчина и женщина. Они в серебристых комбинезонах с красной надписью “СССР” на левой стороне груди. Над полигоном раздается пронзительная сирена.

Группа провожающих; военные в немалых чинах и несколько гражданских, садится в “ПАЗИК” и уезжают, а мужчина и женщина заходят в открывшуюся в шаре дверь, по металлическому трапу они поднимаются на площадку в центре шара. Она подвешена, подобно цирковой трапеции, на тонких, блестящих, как серебро, тросах.

— Кирилл, это серебро? — спрашивает своего спутника женщина, указывая на тросы.

— Это палладий, Катя, — коротко отвечает мужчина.

Похоже, что из этого же металла, изготовлены и тысячи отражателей, покрывающие внутреннюю оболочку шара, подобно рыбьей чешуе.

Массивный браслет на левой руке Кирилла начинает мигать красным огоньком.

— Готовность две минуты, — раздаётся команда из невидимых динамиков и начинает свой отсчёт метроном. Загораются прожектора.

Кирилл берёт Катю за руку, они становятся в перекрестие красных, синих и зелeных лучей, образующих переливающуюся всеми цветами радуги, пентаграмму, которая начинает вращаться и вращается всё быстрей и быстрей, пока не превращается в ослепительно белый шар. Затем прожектора тухнут. Площадка, освещённая красными аварийными лампочками, пуста. На ней лишь два серебристых комбинезона и массивный браслет, продолжающий мигать красным огоньком…

Глава первая

Выйдя на крыльцо своего домика Незнайка повертел в руке брелок с ключами от новенького “мерседеса”. Во всём Цветочном городе таких шикарных автомобилей было всего два. Один у Незнайки, а второй у Тюбика, который после присоединения Цветочного города к Солнечному, стал там очень знаменитым и дорогим художником.

Тюбик писал громадные полотна в неизвестном, досель, коротышкам, жанре — жанре батальной живописи. На этих картинах коротышки сражались с майскими жуками, с хищным укропом, с ядовитыми пауками-каракуртами и гигантскими гусеницами. Верхом на кузнечиках шли в атаку на осиное гнездо. Незнайке картины Тюбика очень нравились хотя он их частенько критиковал за то, что дескать, мало в них “правды жизни”, — где откусанные богомолами коротышечьи головы, где море крови? — спрашивал он своего друга, сидя с ним за чашкой душистого цветочного чая.

Надо признаться, что Незнайка знал, что говорит. За те несколько лет, что прошли после “Воссоединения”, так теперь предпочитали называть события той весны, когда на улицах Цветочного города появились зелёные человечки, Незнайка хорошо выучил вкусы солнечногородцев.

— Где же Кнопочка? Сколько не дай малышкам времени на сборы, им всё равно надо “ещё одна минуточка!” — пришёл к глубокомысленному заключению Незнайка. Но торопить свою подругу не стал. После того как Кнопочка нашла в его телефоне эсэмэску от Синеглазки, “этой тупой блондинки”, по её определению, отношения между Незнайкой и Кнопочкой были весьма натянутыми.

Наконец Кнопочка вышла из дома. Одетая в лёгкое летнее платье, едва прикрывающее коленки, и оставляющее открытыми загорелые плечики, Кнопочка выглядела великолепно! Незнайка самодовольно ухмыльнулся. Не каждому малышу удаётся отхватить в подружки “Мисс Орхидею”!

Кнопочка молча, (Всё ещё видимо сердится из-за этой дурацкой эсэмэски. Просил же дуру не присылать ему на этот номер ни эмоджи, ни эсэмэсок, — чертыхнулся про себя Незнайка) прошла к автомобилю.

Незнайка поспешил открыть ей дверь. С королевской грацией Кнопочка села на переднее сиденье, одёрнув подол платья прикрывая, обнажившиеся на миг, круглые коленки.

Незнайка сел в водительское кресло и повернул ключ в замке зажигания. Мотор автомобиля, заправленного самой лучшей газировкой, довольно заурчал, С мягким шелестом закрылись двери лимузина. Впереди лежала долгая дорога в Солнечный город, куда Незнайка оправлялся для заключения контракта на поставку в Солнечный город клубники и земляники.

— Если дело выгорит, то пожалуй и о новом домике можно будет подумать! — решил Незнайка, и тут же постучал себя по лбу, чтобы не сглазить.

Реминисценция Незнайка