Необязательная страна

Бросалось в глаза отсутствие дипломатии во время пересмотра стратегии Белого дома в 2009 году. На дипломатию смотрели как на прикладной инструмент для того, чтобы побудить правительство направить солдат и деньги на войну в Афганистане. Дипломатия не была решением проблемы войны, она была ее организатором.

Именно в этом, по мнению Холбрука, заключалась основная проблема. Военное ведомство по своей природе просто не могло быть ведомством, определяющим и проводящим внешнюю политику Америки. Я помню его реакцию, когда генерал Дэвид Петреус в одном интервью ласково назвал Холбрука «ведомым»³². Он хмыкнул и сказал: «С каких пор дипломаты стали ведомыми генералов?» В этом же интервью Петреус отверг роль дипломатии в окончании войны, сказав следующее: «Эта (афганская) война не завершится как балканская»³³. Устранять такую неустойчивость в основе американской внешней политики должен был сам Обама, а пересмотр стратегии был бы самым подходящим поводом для этого.

Вначале Холбрук ратовал за примирение как выход из Афганистана. Однако военные полагали, что переговоры о примирении подорвут обязательства Америки по полностью обеспеченной стратегии ПРОПО. Во время своей последней поездки в Афганистан в октябре 2010 года Холбрук отвел генерала Петреуса в сторону и сказал: «Дэвид, я хотел бы обсудить с тобой вопрос переговоров по примирению и улаживанию разногласий». Петреус ответил: «Этот разговор займет 15 секунд. Нет, не сейчас». Стандартный ответ командующих был таким: им необходимо еще два сезона (два года) боевых действий, чтобы ослабить Талибан. Они рассчитывали уговорить президента изменить свою позицию в отношении конечного срока, назначенного на июль, а после этого убедить его принять «медленный и постепенный» (долгосрочный и поэтапный) график ухода. Военные опасались, что разговор Холбрука о переговорах с талибами подорвет эту стратегию. Их линия состояла в том, что прежде следует повоевать, а уж потом вести переговоры. Гораздо позднее Холбрук пришел к выводу, что мы могли бы одновременно и вести переговоры, и воевать. На самом деле необходимо вести боевые действия как раз для того, чтобы заставить противника понять, что переговоры намного привлекательнее (но не наоборот). Улаживание разногласий должно стать конечной целью. А боевые действия – средством его достижения.

Талибан был готов к переговорам еще в апреле 2009 года. В то время ученый-афганист Барнетт Рубин, незадолго до его присоединения к команде Холбрука в качестве старшего советника по делам Афганистана, отправился в Афганистан и Саудовскую Аравию. В Кабуле он встретился с бывшим полевым командиром талибов Муллой Абдулом Саламом Зайефом, сказавшим ему, что Талибан готов порвать с Аль-Каидой и начать переговоры с Америкой. Он детально обрисовал стратегию переговоров: где их начать, что обсуждать и по каким параметрам Соединенные Штаты и Талибан могли бы договориться. Зайеф сказал, что талибам нужны уступки по заключенным, которых Америка держит в Гуантанамо, и что они хотят исключить имена нескольких талибов из составленного правительством Соединенных Штатов и ООН так называемого черного списка, накладывающего санкции на террористов. Из Кабула Рубин отправился в Эр-Рияд, где встретился с принцем Мукрином, саудовским министром по делам спецслужб, отчет которого о беседах с талибскими посредниками совпадал с тем, что рассказал Зайеф.

Вернувшись в Вашингтон – в день принятия присяги при поступлении на государственную службу, – Рубин написал памятную записку на имя Холбрука по материалам своей поездки. Во второй половине того же дня они сидели рядом в самолете ВВС США, направляясь в Нью-Йорк. Холбрук прочитал записку, потом повернулся к Рубину и сказал: «Если это сработает, это будет, возможно, единственным способом для нас выбраться из трясины». То было начало двухлетней кампании в Вашингтоне по продвижению идеи переговоров с Талибаном: сначала с госсекретарем Клинтон, потом в Белом доме и с президентом Обамой.

Примирение означало сделку между Кабулом и Талибаном, которая покончила бы с повстанчеством и позволила бы американским войскам уйти домой. Военные выступили против этой идеи с самого начала. В Пентагоне считали, что переговоры с талибами – и даже разговор о переговорах с Талибаном – выглядят некоей формой капитуляции перед терроризмом. В ЦРУ тоже не было энтузиазма по этому поводу. Там считали, что талибы не готовы к переговорам. Для них примирение было заговором со стороны Пакистана, заинтересованного в замедлении американского наступления в Афганистане и сокращении американского давления на Пакистан.

Такое отношение со стороны этих двух ведомств насторожило Белый дом, опасающийся, что молодого президента от Демократической партии будут считать «мягкотелым». Белому дому не хотелось ни с чем экспериментировать, ни с чем таким оригинальным, как дипломатия. Это было искусство, утерянное высокопоставленными лицами, ответственными за принятие решений в Белом доме. У них не было опыта ведения таких дел, и их пугала даже сама идея ее использования.